СЛОМАННЫЕ ВЕТКИ

Автобусом до Малых Карел, потом ещё несколько километров пути до деревни Ершовка — туда тоже ходит автобус. Женский Иоанно-Богословский монастырь — сразу за второй остановкой. Местность хрестоматийно живописная: берег реки, холмы, простор. Правда, не пейзажи приснились однажды учительнице Валентине Пономарёвой. Приснилась старая двухэтажная деревянная школа с пустой, заброшенной спортивной площадкой. Уже не учительница, а настоятельница монастыря матушка Афанасия сегодня рассказывает, наяву к этой самой школе десять лет назад её привёл епископ Тихон, когда под монастырь искали место: «Смотри, говорит, возьмёшься!» Я здание увидела и поняла, что дороги обратной попросту нет».

Теперь там, где была спортплощадка, — огород, хлев с козами и коровами, курятник. Для монахинь и насельниц построен большой новый дом, справа от него — почти завершённая деревянная Никольская церковь, слева — ещё одна стройка, будущий храм Иоанна Богослова. А в старой школе живут рабочие, да на первом этаже сохнет только что выкопанная картошка. Известное дело — сентябрь. Над бороздами несколько сгорбленных женских фигур, больших и маленьких. Маленьких больше — через детский приют при монастыре каждый год проходят 20-30 детей. Девочек приводят родственники, бывает, приходятсами. Когда ребёнка определяют из одного детского дома в другой, этот период «безвременья» он тоже часто проводит в монастыре. Здесь «новенькую» первым делом откармливают, потом приучают к работе. Девочки учатся — учителя приходят из ближайших школ. Но даже те, что, казалось бы, уже и отогрелись, издалека над своими картофельными грядами — как ветки надломленные. И картошка тут не при чём.

«ГОСПОДЬ ПОСЛАЛ СЮДА»

«Тяжело, — произнося это слово, матушка смотрит в сторону. — Недолюбленные дети». Любви ищут жадно, за один глоточек платят дорого. Одна девочка по ночам страшно кричит: до того, как она попала в детский дом, а потом в монастырь, её жестоко избивали мать и отчим. Но даже из монастыря она всё равно убегала домой. Сейчас бежать некуда - родительский дом пропит. «Они знаете, на что надеются? Мать пьёт, но ведь на какое-то время и трезвеет. И в момент «просвета» может попросить у ребёнка прощения, приласкать, пообещать, что больше такого не будет. Потом, правда, снова напьётся да изобьёт. И всё равно дочка будет скучать по маме и молиться за неё в монастыре».

Оля, которая показала мне яблоню, по родителям не скучает. Скучает по тёте — та покупала ей конфеты. Матушка Афанасия, рассказывая о девочке, складывает вместе указательный и средний пальцы —такие тонкие у шестилетней Оленьки были руки: «Мы её в бане мыть боялись — вдруг сломаем».

В июле в монастырь пришла Марина. Девушке двадцать, но пока мы с ней поднимаемся по лестнице в дом, я уверена, что разговариваю с подростком. И вот она начинает рассказывать: «Мне двадцать лет, я жила в Северодвинске с парнем...»

Марина выросла в детском доме. Как и положено, было у неё своё жильё — комната. «Продай её, — сказал любимый молодой человек, — будем жить у меня». Поверила, послушалась — продала. Дальше — как в плохом романе: парень забрал деньги, а Марину выгнал. Девушка рассказывает без слёз, только руки на коленях — беспокойные.

Она полгода жила на улице, в подъездах, иногда у подруг. Как говорит сама, скоро стала никому не нужна. Ни подругам, ни родному старшему брату, который выставил за дверь: «Иди, сама ищи себе лежбище». Искала: «У нас там секта есть. Они в газетах публикуют объявления, что могут помочь с жильём. Я пришла. Не помогли». А после этого приснился Марине сон. Просто голос, который сказал: «Иди в храм». Северодвинские священники и рассказали девушке о монастыре, дали денег на дорогу. «Первое время, — говорит, — было трудновато, всё-таки 20 лет в городе, а тут столько работы. Теперь... Я люблю нашу матушку, она меня. Смиряться надо». Знаю, что нельзя, но всё равно спрашиваю, какую жизнь она бы выбрала, будь у неё такой выбор: остаться в монастыре или создать свою семью, найти самое обычное женское счастье.

Сначала вопрос пугает: «Я сейчас не могу об этом говорить, не готова. Я сегодня вроде как между небом и землёй. Там, в Северодвинске, я же мечтала жить со своим парнем — оказалось, не о том мечтала...» Потом вдруг поднимает глаза спокойно и ясно, будто точку ставит: «А вообще, если Господь послал сюда, значит, так надо».

«Знаете, зачем взрослые люди приходят в монастырь? Себя, свои грехи отмолить или родственников. Сначала «страдают» самооправданием: мол, ну я же жила, как другие, как все, так и я. А дети многие приходят, наоборот, требовательные к себе, с обострённой самооценкой, - матушка Афанасия задумывается. — Я знаю девочку одну — она ушла из школы, из десятого класса, потому что — не поверите — не могла больше грязи этой мирской жизни выносить: в школе был мат на мате, курили в туалете, ну, сами знаете... Многие наши выпускницы устроились хорошо, есть девочки, которые поступили в семинарию, в Богословский институт. Отмолили себя. Детская молитва — она хорошо доходит к Богу».


***

«Почему в области только один женский монастырь? Женщинам физически тяжелее?» — в ответ матушка Афанасия едва заметно улыбается. «Не в том дело. Женщина, в отличие от мужчины, к семье, детям привязана чуть ли не намертво. А ещё — нам свойственно до последнего надеяться на счастье. На обычное земное счастье. Вот, кажется, ещё чуть-чуть, ещё перетерплю — и оно придёт. А вот приходит ли...

Всё лето у нас жили пять-шесть семей - мамы с дочками. Это очень хорошо. В одиночку-то растить детей тяжело. Многие приходят — мужа нет, работы нет, жилья нет. А монастырю очень нужны рабочие руки. И ещё — когда мама и дочка молятся вместе...», - матушка Афанасия замолкает и оглядывается. Оборачиваюсь тоже — перед глазами знакомое узловатое дерево. Она права. Всё-таки легче вырастить сладкие яблоки, когда яблоня здорова.



* Имена насельниц по их просьбе изменены.




Дата публикации: 14.09.2006

Источник: газета "Правда Северо-Запада"