– Известная ситуация: никто так не кричит на детей, как наши соотечественники. Например, аэропорт, ожидание рейса, ребёнок расшалился или раскапризничался, и мама начинает возвышать голос. Возможно, мама боится, что о ребенке что-то не так подумают, и пытается ввести его «в русло»… Что делать?
– У меня будет один ответ. Он, возможно, покажется скучным – заниматься собой.
Российских родителей, к сожалению, действительно можно безошибочно узнать по сумасшедшему напряжению по отношению к детям, которое периодически вырывается криком. Происходит это потому, что какие-то модели поведения мы выдаем автоматически. Мы боимся за детей, мы ужасно боимся за себя и очень боимся той опасности, которая, на наш бессознательный взгляд, существует вокруг нас.
Это два совершенно противоположных представления, которые мы умещаем в себе, – мир вокруг опасен или дружественен. На уровне философского рассуждения большинство родителей хотят, чтобы дети представляли себе мир как открытый, умели с ним взаимодействовать и так далее. Но на уровне модели мир воспринимается нами как опасный. Мы этому научены, и мы это выдаем.
Причин, почему с нами это происходит, очень много. Но причина номер один – это устоявшиеся с детства модели поведения. На нас так кричали, потом мы много раз наблюдали, как кричали на других. Много раз в детстве и в подростковом возрасте мы наблюдали ситуации опасности, мы смотрели про это фильмы и, в конце концов, как губка, вобрали в себя все это за свою историю взросления и становления.
Происходит удивительная вещь: в возрасте четырнадцати-пятнадцати лет 90% известных мне людей произносят сакраментальную фразу: «Я никогда не буду воспитывать своих детей так, как воспитывали меня». И что происходит в двадцать пять? Неизвестно откуда снова вылезают эти модели.
Поэтому, если мы ответственные родители, нам нужно этими моделями заниматься. Нам нужно в какой-то момент сказать себе: «Стоп». Остановись, сделай глубокий вздох.
Почему глубокий вдох? Потому что это дает полусекундную паузу – и в эти полсекунды мир меняется. И ситуация поворачивается совершенно другой стороной.
«Мама, можно мороженое?» Если я на автомате сказал: «Нет», то я уже сказал «нет». Если же я сделал глубокий вдох, появляется огромный шанс, что я отвечу: «Да» – подарю себе удовольствие, подарю ему удовольствие.
Или очень-очень непростая ситуация: предположим, я – родитель – утром иду по лестничной клетке. Ребенок в чудесном настроении прыгает на одной ножке и поет. Мимо проходит соседка, шипит на него, и в этот момент я в угоду соседке шикаю на ребёнка.
Мне нужно учитывать мнение соседки. И сообщение номер один, которое я передаю ребёнку: «Соседка важнее тебя». Сообщение номер два: «Я в любую минут готов тебя предать». Потому что, честно говоря, это предательство: только что мы были в близких отношениях, и вдруг я прыгаю от него, дистанцируюсь, я из этих близких отношений выскакиваю.
Что с этим делать? Рискну утверждать: если тут мама или папа замешкается и сделает глубокий вдох, то в эти доли секунды он получит ключ доступа к ситуации.
В эту секунду я могу улыбнуться соседке, улыбнуться ребенку, что-то шепнуть ему на ушко или сказать ей: «Извините, мы уже выходим». Короче говоря, взять ситуацию на себя, как и должен поступить взрослый, ответственный человек.
Дима Зицер
– Большинство мам, которые кричат на ребенка, убеждены, что они защищают ребенка от мира. «Сейчас ты свалишься отсюда, что ты делаешь!», «Куда ты побежал на улицу, хочешь, чтобы тебя там кто-нибудь забрал?!» А ведь тот страх, который выливает на ребенка мама, на самом деле больше, чем опасность, которая исходит из окружающего мира.
– Да, но только печальная часть этой истории состоит в том, что мама делает это рефлекторно. И я абсолютно убежден: если мама в этот момент остановится, возьмет себя в руки – сядет, встанет, вздохнет – она, будучи взрослой умной женщиной, поймет, что вообще-то, никакой опасности нет. Опасность живет в ней.
– «Что подумают о ребенке?» – другой достаточно частый мотив наших мам.
– Давайте доведем эту мысль до абсурда. Допустим, о ребёнке плохо подумают. Но давайте предложим нашим читателям сделать следующий шаг: «О ребёнке плохо подумают, и?» И ничего там нет. И мало того, что там ничего нет, но я ставлю своего самого близкого человека в зависимость от своих галлюцинаций, вот что происходит.
А ведь это, говоря современным словом, стопроцентный глюк: «Что обо мне сейчас думает человек напротив меня?» Я не могу этого знать, более того, я по себе знаю, что большей частью я совершенно не думаю про людей, которые сидят напротив меня. И опять, чья же это проблема, если я галлюцинирую?.. Уж точно не человека напротив.
Как выйти из галлюцинации, если это не психиатрия? Остановиться и ощутить себя здесь и сейчас! «Сейчас я с любимым человеком нахожусь в аэропорту, любимый человек в возрасте пяти лет прыгает на одной ножке и напевает песенку. Это всё».
Но вместо этого я испытываю самые разные странные позывы: у меня сдавливает горло, у меня потеют ладони, сухость во рту. И вот я уже не занимаюсь собой, а кричу на ребенка. Я унизил, обидел своего близкого человека – и разве мне стало легче? Мне стало намного хуже.
Дальше начинается этот сужающийся к центру лабиринт: мы ни от чего не освободились, и мы начинаем испытывать чувство стыда. Мы поступили нехорошо. Этот виток стыда, кошмара, – какой из него выход? Снова криком, снова насилием? Все это все равно вернется к нам, в нашу жизнь, нам снова станет от этого плохо, потому что, в определенном смысле, это как у наркомана, увеличение дозы. Сегодня ребёнку нельзя петь, завтра ему нельзя бегать, послезавтра – нельзя таким образом одеваться.
Я тут как раз наблюдал подобную сцену в аэропорту. Мальчик просто повис на перекладине в автобусе, который везет к самолету. И что началось!
При этом родители выглядели абсолютно адекватно. Но они просто выдавали рефлекс, они оперировали рефлексами, а вовсе не взрослым ответственным поведением.
Фото: 1pkins.livejournal.com
Фото: 1pkins.livejournal.com
– Получается, что это напряжение – наше же напряжение, которое время от времени требует выхода?
– Да, и вырывается в таком кошмаре – направленное на детей.
Я могу рассказать случай из практики. Мне звонит женщина и рассказывает жуткую историю. Она с мужем-военным уехала по распределению в гарнизон далеко на юг России. Она остается на две недели с ребенком, а муж уезжает и возвращается раз в две недели.
Она говорит: «Понимаете, я реально схожу с ума. Дочке два с половиной года, но две недели назад я начала её бить». Браво, что она способна осознать это как проблему и попытаться с этой проблемой что-то сделать.
Она рассказала, что ребенок не делал ничего страшного. Просто в какой-то момент девочка взяла листочки, на которых она писала, и на обратной стороне что-то такое начирикала. Мама в этот момент в первый раз ее побила.
Я говорю: «Давайте вспомним шаг за шагом, как это было». И она вспоминает, как у нее перехватило дыхание, как она перестала дышать, как у нее затряслись руки, подкосились ноги. Для того чтобы выйти из этого жуткого состояния, она несколько раз дала ребёнку по разным местам. Повторю, причины тут могут быть разные – выливается все равно в одинаковую ситуацию.
Как мы из этого вышли? Так и вышли – через физические ощущения. Эта замечательная, очень умная и ответственная мама сообразила, что в тот момент, когда пересыхает горло, лучше выпить стакан воды, только надо заметить, что в горле у тебя пересохло. В тот момент, когда затряслись руки, может быть, руками нужно поболтать. Если ноги стали ватными, нужно сесть в этот момент.
Но нужно заметить это состояние, дать себе эти полсекунды, за которые я спрошу себя: «Что со мной?» Я обращу внимание, дышу я или нет. Я посмотрю на себя как бы стороны. Это очень просто: это мое тело, я про него всё хорошо понимаю и замечу, что у меня трясутся руки.
Почему я привожу этот пример? Я уж точно не настолько наивен, чтобы подумать: сейчас мы с вами напечатаем эту статью, и все люди от этого одного разговора начнут следить за собой. Однако это стопроцентный пример, насколько все проблемы с детьми находятся в нас самих. Во всяком случае, до поры до времени.
Почему до поры до времени? Потому что рядом с вами оказывается человек, который уже научился манипулировать, уже научился отрицать и вызывать в нас всякие неприятные эмоции, исподтишка делать гадости другим. Он уже научился беспричинной агрессии, потому что часто видел это от нас. А из этого выйти намного сложнее, хотя тоже возможно. |