Чеканов Александр Васильевич
православный христианин
|
Это нужно не мертвым,
Это нужно живым.
Р. Рождественский.
В чем выражается душа русского человека? В православии. Так почему же русские идут на Болотную, а не в церковь? Почему пытаются отстоять свои права не через Патриарха, а посредством сомнительных либеральных лидеров, агрессивная деятельность которых направлена на внедрение в нашу жизнь чуждых нам либеральных ценностей таких, например, как ювенальная юстиция и гомосексуализм?
«…Теперь мои бывшие товарищи обеспечивают порядок на митингах. А те, кто ходит на них, не знают, чем это им грозит. Я знаю. Впрочем, все равно хожу».
Эта фраза взята из статьи Дмитрия Флорина «ОМОН как диагноз», опубликованная
в газете «Совершенно секретно» за №1/284, январь 2013. Статья интересна фактами, которые изложены непосредственным участником войны в Чечне. Однако выводы, которые делает Дмитрий, однобоки, а то и просто неверны вследствие подмены понятий. Так, например, он пишет:
«Опять слег с сердцем. Кардиолог сказала, что я рекордсмен по возрасту с таким заболеванием. Уже слышал это в прошлом году в реанимации другой кардиологии.
Врач узнала, что был в Чечне. Сказала, что у нас, инфицированных ПТС (посттравматический синдром), - обостренное чувство справедливости. Мол, из-за этого и клинит сердце».
Однако этот вывод никак не согласуется даже с теми фактами, которые приводит сам Дмитрий Флорин. О каком обостренном чувстве справедливости у человека может идти речь, когда он, заведомо зная, что ничто ему не угрожает, ведет себя точно фашист на оккупированной территории.
«Самый быстрый вбегал внутрь, за ним следовали остальные, сбивали с ног всех попадавшихся на пути, оставляли за собой удары «на память», затем всем закручивали руки и либо держали на полу, либо, если успел прижаться к стене, впрессовывали в нее руками за голову и на «растяжке» - максимально расставленными в стороны ногами».
Ведь в этом эпизоде Дмитрий рассказывает об одной из многочисленных операций, проведенных им и его боевыми товарищами в обычном общественном заведении типа кафе или дискотеки, когда была полная уверенность, что боевиков они не встретят. Человек с обостренным чувством справедливости не может получать удовольствие от унижения другого человека, причем перед которым он имеет явное преимущество в виде маски на лице и автомата в руках. Синдром участников войны в Чечне следовало бы определить: как обостренное чувство, но не справедливости по отношению к другому, а несправедливости по отношению к себе со стороны как начальства, так и всего общества. Дмитрий тонко подмечает:
«На войне ты кто-то. Царь блокпоста, император КПП базы, президент группы зачистки… по ощущению. От тебя зависит многое. Ты можешь стрелять, можешь взрывать, можешь избивать, вершить суд так, как считаешь нужным.
Законы – это там, далеко, дома. Здесь свои законы или отсутствие таковых. Приказ заменяет уголовный кодекс, а личное мнение – Конституцию.
Чаще всего, совершая что-то противозаконное на войне, никто не думает, что за это придется отвечать. Опыт показывает: обычно ответственности за это никто не несет».
А кто ты, вернувшийся с войны в мирную жизнь? Всего лишь гражданин России, как и твой сосед, даже никогда не слышавший звука автоматной очереди, и никто тебя не собирается как-то выделять, тем паче, носить на руках, когда даже свои законные «боевые» приходится выбивать из начальства судом. Тебя просто не замечают. Ты – пушечное мясо, не более. И это в высшей степени не только несправедливо, но и преступно. И что же делать?
Во-первых, следует восстановить в полном объеме роль и значение православия. Думаю, ни у кого не вызывает сомнений по поводу того, что стержнем российского государства является русский народ, а потому ведущей силой в обществе должно быть признано православие по отношению к исламу и буддизму. Если образно, то православие можно уподобить кореннику, а ислам и буддизм – пристяжным. Именно в таком ракурсе нужно рассматривать тройку идеологий, которые смогут сообщить России необходимую скорость движения. С момента образования многонационального государства взаимоотношения религий в России выстраивались именно в таком виде.
Так, башкиры, неся службу в Башкирском Войске в составе царской армии, исповедовали ислам, но при этом признавали приоритет православия.
За что воевал русский солдат? За веру, царя и отечество. Башкирский воин воевал за свою веру, каноны которой мог свободно исполнять и в полном объеме, но при этом еще и за царя, и за российское отечество, в которое, как неотъемлемая часть, входил Башкортостан. Вероятно, следует отметить, что башкирский воин дрался за российское отечество не менее отчаянно и мужественно, чем русский солдат. Иными словами башкирский этнос воспринимал Россию, как свое отечество, но при этом часть своих свобод делегировал русскому этносу, т.е. последнее слово оставалось за русским этносом в решении военных и мирных проблем. Так же было при советской власти.
В Советском Союзе советский солдат шел в бой за Родину, за Сталина, где опять-таки на первом месте была вера, единая для всех народов СССР, коммунистическая вера, которая, сливаясь с понятием «отечество», стала неотъемлемой частью советского государства. В принципе это тот же российский лозунг, за исключением: в России царь был на втором месте, а в СССР Сталин переместился на третье. С учетом этих поправок советский лозунг в интерпретации российского должен бы выглядеть следующим образом: за веру, отечество и царя. И, как показал опыт Великой отечественной войны, лозунг работал и очень даже неплохо.
За что воевал современный российский солдат в Чечне? За целостность России. Как видим, из лозунга была исключена вера. Царь же в лице Горбачева или Ельцина самоисключился. Таким образом, российский солдат был превращен в наемника чистой воды. Но ельцинская гвардия, тщательно скрывая этот факт, платила ему при этом, как царскому или советскому солдату, который воевал за идею. Очень скоро российский солдат это различие осознал, сообразив, при этом, ради чьих интересов он рискует жизнью в Чечне. Всю свою неудовлетворенность российский солдат стал вымещать на каждом, кто становился ему доступен, уподобляясь наемнику, если не денежным довольствием, то хотя бы озлобленностью. А так как в русском человеке православие закреплено на генетическом уровне, т.е. он не может, озлобляясь, оскотиниться, то и возникает ПТС (посттравматический синдром). Православная сущность человека вступает в конфликт с навязываемой извне чуждой концепцией. Борются с синдромом каждый как может. Дмитрий Флорин оставил военную службу, сдав оружие. Однако, думаю, что это не означает зарок: не брать в руки оружие. Он оказался по другую сторону черты, отделяющей его бывших сослуживцев и демонстрантов, ища опору в идеологических ценностях либералов. Это и есть трагическое заблуждение. Русского человека от ПТС может излечить только православие.
Почему же воины, подобные Дмитрию Флорину, и сам Дмитрий Флорин этого не понимают? Почему русские все еще недостаточно объединены вокруг Русской православной церкви? Почему русские люди все еще ищут идеологическую опору на стороне? Так, что же делать?
Во-вторых, вливаясь в жизнь Русской православной церкви, так сказать, внося в нее свежую струю подобные Дмитрию Флорину могут и должны уменьшить разрыв между тем, что произносится священнослужителями с амвона, и как претворяется в жизнь учение Христа. Именно разрыв между словом и делом не позволяет Русской православной церкви развиваться в соответствии с требованиями современной жизни. Заскорузлые проблемы, нерешаемые веками, как занозы сидят в теле Церкви. Одна из этих заноз – отлучение Л. Н. Толстого от Церкви. Были ли у Церкви основания изгнать из своих рядов графа Толстого? Нужно признать, что были. Так, Толстой о себе пишет:
«Я прожил на свете 55 лет и, за исключением 14 или 15 детских лет я прожил нигилистом в настоящем значении этого слова». (Л. Н. Толстой «В чем моя вера).
Как бы сейчас сказали, 35 лет Толстой прожил воинствующим атеистом, и тем не менее…
Вероятно, каждая общественная организация имеет моральное право избавляться от людей, не исполняющих правила, обязательные для людей данной организации. Это право имеет и Церковь. Вот только Церковь не просто общественная организация, но хранительница идеологии русского этноса, являющегося государствообразующим. А по сему, Церковь должна не только объяснить, в том числе, и гражданскому обществу причину изгнания одного из членов своей паствы, но и дать исчерпывающие ответы на все вопросы, которые поставил изгоняемый еретик перед Церковью. Ответа на самый главный вопрос Толстого нет и по сей день.
Принято считать, что стержнем учения Толстого является концепция непротивления злу. Толстому показалось, что он нашел формулу, благодаря которой можно изменить жизнь людей к лучшему, сделать их счастливыми. Многократно доказано, что это – утопия, что непротивление злу есть удел слабых или несвободных людей, и ни то, ни другое не может сделать человека счастливым. Почитайте инструкцию для тех, кто волею случая может оказаться в заложниках. Без догмата «непротивление злу» им не выжить. Толстой заблуждался, и это заблуждение привело его не только к ереси в форме пересмотра догматов Церкви, но и к искажению личности самого Иисуса Христа. Из концепции Толстого вырисовывается жалкий и беспомощный образ Иисуса. А вот каким рисует лик Иисуса Христа Андрей Кураев.
«Он проповедует мир, любовь и прощение, но при этом никак не походит на пацифиста-непротивленца. Он умеет любить и умеет гневаться. Никакой сентиментальной чувствительности. Он не ходил на цыпочках: с бичом в руках Он изгоняет торговцев из Храма; Он говорит: «Не мир, но меч Я принес вам»; умеет гневаться (и в минуту искушения Он гневно осаживает Петра: «Отойди от Меня, сатана»)». (А. Кураев «Сатанизм для интеллигенции», стр. 269).
Неужели этот образ Христа – открытие А. Кураева? Конечно, нет. Диакон Андрей приводит массу выдержек из Евангелия, подтверждающих его правоту. Этот образ Христа был известен всегда. Почему же его не видел Толстой? Это можно объяснить только тем, что Толстой видел накапливающуюся протестную силу в форме социалистов и революционеров, способную разрушить и Церковь, и Россию, что было для Толстого неприемлемо, внутренне неприемлемо.
Согласитесь, если объявить, что государство – зло, то непротивление злу, т.е. непротивление государству в итоге выливается ослаблением разрушительной силы, направленной против государства. Это был неосознанный призыв к социалистам и революционерам: не противьтесь злу, не противьтесь государству. Толстой был лириком, а не физиком. Отличается лирик от физика тем, что у него развито более подсознание, чем сознание, он доверяет более интуиции, чем логике. И у Толстого работало подсознание, выдавая предельно логичные интуитивные решения по сохранению и Церкви, и государства. А так как язык подсознания – символы, которые пока еще до конца не осознаны, то, естественно, объяснить эти символы ни себе, ни другим Толстой не мог. Вот и объяснял, как мог. Все вроде бы логичные построения Толстого легко разрушаемы. Почему это не видели члены Синода, понять невозможно. Впрочем, они много чего не видели или не хотели видеть.
Однако «непротивление злу» – это уже ответ самого Толстого на, поставленный им же, вопрос. Каков же вопрос?
«Бог сошел на землю, чтобы дать спасение людям. Спасение состоит в том, что второе лицо Троицы, Бог-сын, пострадал за людей, искупил перед Отцом грех их и дал людям церковь, в которой хранится благодать, передающаяся верующим, но кроме всего этого, этот Бог-сын дал людям и учение, и пример жизни для спасения. Как же я говорил, что правило жизни, выраженное им просто и ясно для всех, так трудно исполнять, что даже невозможно без сверхъестественной помощи?». (Л. Н. Толстой «В чем моя вера).
Чтобы понять суть конфликта между Толстым и Церковью, необходимо уразуметь, что приоритет в православии отдается бытию и чудесам Христа, а учение Его признается явлением вторичным.
Диакон Андрей Кураев в своей книге «Сатанизм для интеллигенции» пишет:
«Главным чудом Иисуса было не Его слово, а Он Сам. Главным делом Иисуса было Его бытие: Бытие-с-людьми, бытие-на-кресте. Однако, как еще в прошлом веке подметил православный философ В. Несмелов: «Христианствующие иудеи не в состоянии понять, что религия Христа заключается в Нем Самом, что самое Его дело служит истинным содержанием религии, и что Сам Он является истинным предметом религиозного поклонения». Этого же не смог понять и пророк Мухаммед, создавая ислам. Новый Завет говорит именно о событии, в котором Бог даровал людям спасение. Новый Завет возвещает Иисуса в первую очередь не как учителя, который сообщил людям нечто принципиально важное, за что мы всегда будем благоговейно чтить его, но как непосредственного проводника к спасению. «И соблазнялись о Нем» (Мф. 13,57) – «о Нем», а не о Его нравственной проповеди». (А. Кураев «Сатанизм для интеллигенции», стр. 266).
Действительно, стержнем христианства, в отличие от всех других религий, является личность и бытие Христа. Но, с другой стороны, вовлечь иудеев в христианство, т.е. оторвать их от Закона апостолы могли в основном лишь словом о бытие Христа. Со всей остротой встает вопрос о полном соответствии внешнего деяния человека и внутреннего духовного содержания, т.е. деяние, слово и мысль апостолов должны строго соответствовать друг другу.
«В Ветхом Завете заповеди – преимущественно внешние. Они предписывают: «делай» или «не делай». Это в подлинном смысле закон, регулирующий внешние, социально значимые поступки человека. Христос же говорит уже не о делах, а о более глубинном первичном уровне. Он обращается не к тому, что человек делает, а к тому, что он есть. Отсюда – забота о чистоте даже тайных помыслов (Мф. 5,28) и сердца (Мф. 5,8), о всецелой чистоте человека (Мф. 5,29-30)». (А. Кураев «Сатанизм для интеллигенции», стр. 262).
В иудаизме никого не интересует, что ты думаешь, что ты чувствуешь, лишь бы исполнял Закон в полном соответствии с предписанием. В христианстве аспект переводится на внутреннюю жизнь человека, которая должна быть неотделима от внешних его деяний. Чтобы иметь право говорить о Христе и, тем более, от Его имени, моральный облик человека должен быть очень высок. И само собой разумелось, что заповеди Христа не могут не исполняться. Что об этом говорить, а, тем более, выставлять их исполнение на показ, уподобляясь фарисеям, не раз уличаемых Иисусом Христом в лицемерии. О заповедях и говорилось лишь в связи с учением Христа, которое было и есть вторично по отношению к личности и бытию Христа.
Однако с течением времени исполнение заповедей Христа незаметно, но настойчиво все более отрывалось от Его учения вплоть до того, что без сверхъестественной помощи, как пишет Толстой, исполнять их стало невозможно. И даже служители Христу перестали смотреть на неисполнение заповедей, как на грех наказуемый. Хотя на словах заповеди продолжали признаваться неотделимыми от Христа, по жизни же неисполнение заповедей стало нормой. Против этого и восстал Толстой, но при этом договорился до прямой ереси, причем в положениях, о которых со всей определенностью судить не имел ни возможности, ни морального права. Это так, и все-таки…
Чем все религии мира отличаются от христианства, в частности, от православия? Моисей дал иудеям Закон, по которому каждый иудей обязан был жить ежечасно, ежеминутно, постоянно, всегда и всюду. Пророк Мухаммед дал мусульманам Коран с теми же функциями. Однако помимо Закона, иудеи, и помимо Корана, мусульмане имеют храм и мечеть соответственно, где и те, и другие приобщаются к таинствам своей религии. Безусловно, посещение храма или мечети не может быть ежечасным, ежеминутным. Посещение храма или мечети – это своего рода праздник, будни же регламентируются Законом или Кораном соответственно. Точно так же выстроена внутренняя жизнь всех многочисленных религий Индии. Каждая религия создает свою философию, отличную от других, но при этом ни одна религия Индии невозможна без йоги. Обращение к философии той или иной религии знаменует собой праздник для последователя данной религии, йога же – это будни, повседневность верующего.
В православии так же имеет место разделение на праздники и будни. Праздником следует считать посещение церкви и приобщение верующего к таинствам православия, а будни должны наполняться исполнением заповедей Христа. При апостолах и позднее это положение неукоснительно исполнялось, правда, исполнение заповедей контролировалось самим верующим, т.е. никакого механизма контроля со стороны Церкви разработано не было. На то и дана совесть христианину, чтобы заповеди исполнять. Однако с течением времени то у одного верующего, то у другого совесть куда-то уходила. Сначала отступников карали, позднее – журили, а потом и вообще некому стало даже журить. Так, православие осталось без будней, одни сплошные праздники. Толстой хотел это положение исправить, но, пытаясь ввести будни в форме исполнения заповедей Христа, он неправомерно лишал верующих праздника в форме церковных таинств и догматов. Толстой, увлекшись одной стороной веры православной, упустил из виду другую, не менее важную, ее сторону. Однако следует признать, что Толстой вполне справедливо критиковал Церковь, нельзя жить одними праздниками, невозможно выкинуть из жизни рядового верующего будни. Если в будни православие уходит из жизни верующего, то его место моментально стремятся занять силы, враждебные православию. Это надо, наконец, осознать.
Таким образом, если Русская православная церковь в ближайшее время не разработает механизм контроля за исполнением заповедей Христа, ее ждет судьба католичества, которое вполне можно считать живым трупом. Католичество пока еще существует исключительно благодаря огромной инерции самого этноса, но движение по инерции всегда когда-нибудь заканчивается.
Безусловно, сохраняя наследие православия, Церковь исполняет одну из своих обязанностей, но ведь этого недостаточно. Нет сомнений, что главным для Иисуса Христа был путь на крест и последующее воскресение. А вот чудеса, проявляемые Иисусом при лечении людей, в значительной степени были данью времени. Тебя и слушать бы никто не стал, коль ты не обладаешь даром пророка или врачевателя. Читая Евангелий, возникает стойкое ощущение, что для Иисуса не менее важно, чем чудеса, было Его учение. Христос дал людям заповеди, которые следовало исполнять. Однако с течением времени об исполнении заповедей Христа Церковь говорила все меньше и меньше. Исполнение заповедей оказалось оторванным от их декларации.
Толстой, взглянув несколько иначе на тезис «непротивление злу», решил, что претворение в жизнь этого тезиса позволит снять существующее противоречие. Всего лишь красивую, но абсолютно утопическую мечту гения Синод принял за страшную угрозу Церкви, решив, что стоит лишь отлучить Толстого от Церкви, и все противоречия, как Церкви, так и общества рассосутся сами собой.
Так, в ответе на письмо начальницы Казанского Радионовского института М. Л. Казамбек митрополит Антоний пишет:
«Я с вами не согласен, что синодальный акт о Толстом может послужить к разрушению Церкви. Я, напротив, думаю, что он послужит укреплению ее…».
Как показали дальнейшие события, Церковь была до основания разрушена большевизмом, и только благодаря Сталину, который предпочел взять ее под полный контроль, чем допустить полное ее уничтожение, Русская православная церковь, как единица православия, была сохранена. Испугавшись ужика в форме толстовства, Синод не заметил подползающей гадюки в виде большевизма. Не вызывает сомнений, что акт отлучения Толстого вызвал в российском обществе определенную волну напряжения, которая не спала и до сих пор, и эту волну очень удачно оседлал В. Ульянов. Адвокат, не имеющий ни практики, ни имени, искусно примазался к мировой знаменитости, поставив Толстого в единый ряд своих единомышленников, правда, еще как бы недозревшего до полного осознания мировой линии большевиков. Вместо дискуссии Церкви и Толстого общество получило отлучение Толстого от Церкви. Полуправда Синода породила гигантскую ложь большевизма.
Известно, что Софья Андреевна, несмотря на сложные отношения с Львом Николаевичем, горячо встала на защиту мужа. Ее письмо было опубликовано во многих ведущих редакциях мира. Вскоре митрополит Антоний написал ей ответ. Оба текста были опубликованы в «Церковных Ведомостях»
«Милостивая государыня, графиня София Андреевна!
Не то жестоко, что сделал Синод, объявив об отпадении от Церкви Вашего мужа, а жестоко то, что сам он с собой сделал, отрекшись от веры в Иисуса Христа, Сына Бога Живого, Искупителя и Спасителя нашего. На это-то отречение и следовало излиться Вашему горестному негодованию. И не от клочка, конечно, печатной бумаги гибнет муж Ваш, а от того, что отвратился от Источника жизни вечной.
Для христианина не мыслима жизнь без Христа, по словам Которого «верующий в Него имеет жизнь вечную, и переходит от смерти в жизнь, а не верующий не увидит жизни, но гнев Божий пребывает в нем» (Иоанн III, 1. 16.36У, 24), и поэтому об отрекающемся от Христа одно только и можно сказать, что он перешел от жизни в смерть. В этом и состоит гибель вашего мужа, но в этой гибели повинен только он сам один, а не кто-либо другой».
«Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии». (Лк. 15:7).
«Пять лет тому назад я поверил в учение Христа, и жизнь моя вдруг переменилась: мне перестало хотеться того, чего прежде хотелось, и стало хотеться того, что прежде не хотелось. То, что прежде казалось мне хорошо, показалось дурно, и то, что прежде казалось дурно, показалось хорошо». (Л. Н. Толстой «В чем моя вера?»).
Толстой от атеизма шагнул к учению Христа. Однако не только в декларации, но, самое главное, и в исполнении заповедей Христа он обрел новый смысл жизни. Толстой указал, что без исполнения заповедей Христа православие существовать не может, и он, безусловно, прав. Прихожанину нет времени разбираться в христианской философии, ему нужно растить детей, выращивать хлеб, ковать железо. Ему нужны четкие и понятные правила устройства собственной жизни. И Христос эти правила дал, но они оказались в забвении. Однобокость православия еще даст о себе знать.
|