Чеканов Александр Васильевич
православный христианин
|
Согласно гипотезе Гумилева от Солнца на Землю приходит излучение определенного вида. На базе этого излучения биосфера Земли создает структуру, которая и становится как энергетическим, так и генетическим источником для коллектива людей, случайно оказавшихся в зоне ее влияния. Возникает структура, непосредственно воздействующая на процесс мышления человека. Эту структуру Гумилев назвал этническим полем. Удивительно то, что воздействие пассионарности, являющейся энергетической составляющей этнического поля, на человека является исключительно благодатным. Эту особенность этнического поля и отличие его от всех существующих физических полей я пытался раскрыть в статье «Пассионарность и Святой Дух».
Таким образом, взрыв этногенеза представляет собой процесс, в результате которого возникает структура, несущая в себе полную генетическую и достаточно ёмкую энергетическую информацию, характеризующую будущий этнос. На базе этой информации этнос создает свою неповторимую идеологию, которая будет служить источником вдохновения для поэтов и художников, скульпторов и архитекторов, артистов и политиков на протяжении всего времени существования данного этноса.
Итак, в теории Гумилева этногенез – это процесс, в котором под воздействием этнического поля каким-то образом корректируется процесс мышления человека, выстраивая его, по-видимому, в соответствии со структурой этнического поля. А что такое антропогенез?
Антропогенез – это процесс, в котором под воздействием неизвестного фактора в животного была привнесена сама способность мыслить. Животное вдруг превратилось в мыслящее существо. Понятно, что этот фактор не мог появиться внутри самого животного, а был привнесен в животное извне. Почему бы не предположить, что неизвестным фактором является антропогенное поле? Что мы получим на выходе, если предположить, что антропогенез подобен процессу этногенеза? В технике принцип подобия, как научный метод, прекрасно себя зарекомендовал. Почему же этот метод не применить в биологии?
Ученые представляют процесс происхождения человека, как развитие одной из ветвей филогенетического древа жизни с уникальной однонаправленностью эволюционных изменений.
Считается, что несколько сотен тысячелетий тому назад, в еще не поддающийся точному определению промежуток времени того периода в развитии Земли, который геологи называют третичным, предположительно к концу этого периода, жила где-то в жарком поясе (одни называют Индию, другие склоняются к Африке) необычайно высокоразвитая порода человекообразных обезьян. Эта порода обезьян в своем дальнейшем развитии разделилась на две ветви. От одной ветви произошел вид Homo sapiens, а от другой – все современные человекообразные обезьяны. Все находки археологических раскопок подтверждали эту гипотезу. К началу ХХ века была сформулирована теория биологического происхождения человека. Схематично выглядела она следующим образом.
1. Питекантропы, первые люди, отделившиеся примерно 700 тысяч лет назад от животного мира и научившиеся постоянно пользоваться каменными орудиями собственного изготовления.
2. Неандертальцы, сменившие питекантропов примерно 200 тысяч лет назад, уже значительно более «очеловеченные» по своему внешнему виду и по умению изготавливать каменные орудия.
3. Кроманьонцы, первые Homo sapiens, появившиеся примерно 40 тысяч лет назад.
Эта теория полностью доказывала однонаправленность эволюционных изменений в процессе превращения первобытной обезьяны в человека. Казалось, антропология близка к завершению разгадки происхождения человека, оставалось лишь выяснить кое-какие мелкие уточняющие детали. Однако на ученых вдруг, как из рога изобилия, посыпались находки, никак не укладывающиеся в существующую теорию. Обратимся к некоторым общеизвестным фактам.
В 1912 году один из крупнейших антропологов М. Буль после тщательного изучения, найденных во французской пещере Ла-Шапель-о-Сен, остатков неандертальца, жившего буквально накануне века разумного, скрупулезно обмерив его череп, публикует монографию, в которой доказывалось, что шапельцы и их современники из Неандерталя (этот тип поздних неандертальцев стали называть «классическим») эволюционировать в сапиентного кроманьонца, человека верхнего палеолита, просто не успевали в те короткие сроки, что отвела история для этой эволюции.
И почти сразу же после выхода монографии Буля вблизи маленькой деревушки Эрингсдорф было сделано открытие: в слоях, отстоящих от современности на сто тысяч лет, были найдены фрагменты, несомненно, неандертальского черепа, если судить по мощному надглазному валику, и в то же время со сравнительно высоким сводом и почти вертикальным, сапиентным лбом. Более примитивный шапилец и остальные «классики» появились на свет лишь несколько десятков тысячелетий спустя. Но на этом недоумение по поводу существующей теории не закончились.
В 1935 году вблизи английского городка Сванскомб нашли фрагменты неандертальского черепа, пролежавшего в земле более 200 тысяч лет – возраст, почти примыкающий ко времени последних питекантропов. Этот череп, как показали измерения, тоже значительно более «человечен» по сравнению с «классическим» черепом. А ведь между ними была разница уже почти в 150 тысяч лет. Такое представлялось невероятным.
Однако прошло еще десятилетие и в 1947 году во Франции, в местечке Фонтешевад, находят еще один череп, подобный сванскомбскому, но уже почти вдвое моложе его.
Впрочем, все это время открытия сотрясали фундамент правомочности называться предком человека лишь неандертальца. Но вот в 1972 году на берегу озера Рудольфа в Кении Р. Лики (сын знаменитого антрополога Л. Лики) в слоях, датируемых 2,5 – 3 миллионами лет, находят фрагменты черепа значительно более совершенного по сравнению с черепом классического питекантропа. Все вышеперечисленные факты наводят на мысль о необходимости основательной ревизии существующей теории.
И какой же вывод делают ученые?
Знаменитый английский антрополог и археолог Л. Лики в свете расшатавшейся хронологии предка Homo sapiens приходит к выводу, что разделение рода Homo sapiens произошло около 2 – 3 миллионов лет назад, в результате чего образовалось две линии, одна из которых привела к современному человеку, а другая уже с тех времен направилась в тупик, заканчивающийся питекантропами и неандертальцами.
Сейчас этих тупиков более десятка.
Вот так, все, что начинает выпирать из господствующей теории, загоняется в тупик, как недостойный внимания хлам. Ученые не видят почему-то, что при этом и теория загоняется в тупик. С другой стороны, множество тупиковых ответвлений эволюционного древа гоминид свидетельствует о том, что антропогенез представляет собой мозаичное явление подобное этногенезу. Вывод этот обнадеживает, и все-таки антропологи не хотят видеть, что их теория антропогенеза до примитивности прямолинейна и бедна, несмотря на ветвистость эволюционного древа.
Почему выход человека из животного мира должен представлять собой уникальную однонаправленность эволюционных изменений единственно возможного вида обезьян, в происхождении и существовании которого больше мистики, чем в происхождении Адама и Евы. Почему-то антропологи не хотят замечать, что их коллеги этнологи владеют достаточно хорошо изученным процессом, подобным антропогенезу. Теория Гумилева последовательно и полно объясняет происхождение этнонима. Почему же эту теорию не использовать при построении теории, объясняющей происхождение антропоида? Почему не применить принцип подобия, который, повторимся, в технике показал себя вполне надежным методом познания?
Не вызывает сомнений, что этногенез и антропогенез представляют собой природные явления. Оба они из массы материала биологического происхождения в результате проявления сил природы образуют сообщества, резко отличающиеся от всех существующих. Воздействие этих сил на мир человека представляет собой взрыв этногенеза. Воздействие же этих сил на животный мир можно охарактеризовать как взрыв антропогенеза.
Продуктом этногенеза является этноним – человек, создающий коллектив особей, оригинальный стереотип поведения которых резко выделяет этот коллектив из среды человечества.
«…в проблему соотношения человека, как носителя цивилизации, с природной средой введено понятие «этнос» как устойчивый коллектив особей, противопоставляющий себя всем прочим аналогичным коллективам, имеющий внутреннюю структуру, в каждом случае своеобразную, и динамический стереотип поведения». (Лев Н. Гумилев «Этногенез и биосфера Земли», стр.217).
Продуктом антропогенеза является антропоид – животное, создающее вид особей, оригинальный тип мышления которых резко выделяет этот вид из среды животного мира.
На обширном историческом материале Гумилев показал, что этногенез проходит определенные фазы развития. В результате взрыва этногенеза рождается этническая система, представляющая собой единство этноса и этнического поля. Эта система проходит фазу подъема, переходит в фазу спада и, рассеивая энергию (пассионарность), превращается в реликт, из которого последующий взрыв этногенеза создаст новую неповторимую этническую систему.
Принцип подобия требует, чтобы антропогенез так же, как и этногенез, во-первых, проходил и фазу подъема, и фазу спада, во-вторых, был мозаичен. При этих условиях все открытия последнего периода, не вписывающиеся в прямолинейную теорию антропогенеза, находят естественное объяснение. Археологические раскопки обнаруживают останки предка человека, находившегося не только на восходящей линии антропогенеза, но и на нисходящей, т.е. на пути к деградации, когда идет процесс обратный – превращение антропоида в «реликт» и возвращение его в лоно природы. Принципиальное различие между этногенезом и антропогенезом заключается в том, что этноним, выпавший в реликт, используется вновь в последующих взрывах этногенеза, а антропоид, выпавший в реликт, навсегда выбрасывается из последующих циклов антропогенеза.
Если уподобить «человеческую среду» рабочему телу, посредством которого совершается определенная работа, то этногенез можно определить количеством работы, совершаемой в замкнутом круговом процессе, или в замкнутом цикле. Против чего совершается эта работа? Гумилев на этот вопрос отвечает следующим образом.
«Представим себе человека, идущего по горному хребту и толкнувшего ногой камень, который покатился вниз по склону. Иногда этот камень может вызвать лавину, которая погребет под собой несколько поселков, а иногда он застрянет в расщелине или натолкнется на уступ и тут же остановится.
Это наглядная иллюстрация судьбы этногенетического толчка, где роль препятствий, изменяющих развитие процесса, играют многие явления: социальные условия, сложившиеся за минувшие века, накопившаяся и унаследованная от предков культура, географическая среда региона, этническое окружение, включая международные связи, политические расчеты и интриги современников. Но все они набирают мощь лишь тогда, когда в этносистему поступает энергия, преобразующая ее и позволяющая совершать великие дела». (Лев Н. Гумилев «Этногенез и биосфера Земли», стр. 271).
Получив энергию в результате пассионарного толчка и превратившись в этнос, «человеческая среда», спрессованная этническим полем, совершает определенную работу и, растратив энергию, возвращается в исходное состояние (гомеостаз), готовый к использованию в новом взрыве этногенеза.
Антропогенез так же, как и этногенез, характеризуется работой, но совершаемой в открытом цикле. Получив энергию в результате взрыва антропогенеза, «животная среда» совершает определенную работу и, растратив энергию, возвращается в лоно природы, но уже навсегда и не в том виде, в каком данный вид животного входил в антропогенез. Для того чтобы вернуть вид животного, не сумевшего стать разумным существом, в исходное состояние, необходима дополнительная энергия. Дело в том, что в антропогенезе, в отличие от этногенеза, изменяются не только поведенческие функции особи, но и ее морфологические и физиологические признаки. На изменение этих признаков антропосистема затратила значительную часть своей энергии. Данный вид животного по каким-то причинам не сумел стать разумным существом, но энергия уже растрачена. Энергии просто не осталось, чтобы придать особи данного вида прежний облик. Энергии только и осталось, чтобы не сбросить неудачника в эволюционный разлом, а плавно вновь ввести в животный мир. При наличии множества видов высших животных, возвращать в исходное состояние неудачника, так и не сумевшего стать разумным существом, с точки зрения энергетических затрат представляется нецелесообразным. После неудавшегося штурма вершины разума, антропоид переводится на нисходящую ветвь антропогенеза. При скольжении антропоида по нисходящей ветви антропогенеза рвутся его как внутренние связи, так и внешние. Разрыв связей всегда связан, во-первых, с выделением энергии, во-вторых, с упрощением системы. Упрощение ведет к примитивности духовного мира антропоида. Изменившиеся духовные потребности влекут за собой морфологическую перестройку организма, на что и тратится весь остаток энергии. Перестройка эта не должна быть значительной. Возвращаясь в лоно животного мира, антропоид должен в значительной степени сохранить, приобретенное на пути к вершине разума, обличие. Животное, не сумевшее стать разумным существом, из энергозатратных соображений, должно быть очень похоже на человека. И такое животное нам хорошо знакомо, это – обезьяна. Именно обезьяна представляет собой отработанный материал в цикле антропогенеза. По тому количеству видов обезьян, которые ныне существуют, можно судить о числе взрывов антропогенеза.
Не человек произошел от обезьяны, а обезьяна – от человека, точнее, от антропоида, так и не сумевшего стать разумным существом. На сходстве человека с обезьяной родилась легенда происхождения человека от обезьяны. Однако сходство может указывать лишь на тесную связь, но никак не на направленность этой связи. Предположение, что человек произошел от обезьяны, настолько же правомочно, при отсутствии каких-либо других фактов, как и обратное. Но если признать версию происхождения обезьяны от антропоида, то, во-первых, антропогенез из маловероятного единичного случая превращается, подобно этногенезу, в мозаичное явление массового характера, разбросанного по всей Земле. Во-вторых, антропогенез из полу-мистического явления превращается в природное явление, совершаемое под воздействием биоэнергии биосферы Земли, вводимой в систему в результате взрыва антропогенеза.
Итак, взрыв антропогенеза запускает механизм превращения животного в человека. Процесс этот, подобно этногенезу, имеет как фазу подъема, так и фазу деградации. Находки антропологов могут относиться к любой из этих фаз, отражая процесс, с одной стороны, приобретения черепа животного все более сапиентных форм, а, с другой стороны, стать отражением процесса обратного, когда череп антропоида, достигший определенных сапиентных форм, начинает деградировать на пути в лоно животного мира. Деградированный череп по возрасту может оказаться к нашему времени гораздо ближе, чем сапиентного вида. И если учесть, что взрывы антропогенеза имеют огромный временной разброс, то малый объем находок антропологов с учетом, лишь визуального способа обследования объекта, мало что может дать в постижении истины. В доказательство высказанной версии антропогенеза можно привести следующий факт.
Известно, что гены, даже, казалось бы, совершенно ненужные из генотипа организма не выбрасываются. Природа в этом смысле довольно запаслива. Весь путь развития особи отражается в генотипе и сохраняется почти что навсегда. Каждая особь все гены своих далеких предков носит в себе. Но чтобы ненужные гены не проявлялись фенотипически, т.е. во внешних признаках, они блокируются. Однако значимые вехи в процессе биогенеза данного вида могут проявляться во время развития зародыша. Так, известный антрополог Больк сделал в свое время замечательное, но, увы, не укладывающееся в существующую теорию антропогенеза и почти забытое, наблюдение. Он обнаружил удивительное сходство между обликом взрослого человека и эмбриона обезьяны, не детеныша, а именно эмбриона. Сходство это проявлялось в строении черепа, челюстей, расположении волосяного покрова – вплоть до «бороды» и «усов». Больк выразил свое изумление такими словами: «Человек – половозрелый зародыш обезьяны!» Если бы человек произошел от обезьяны, то эмбрион человека должен был иметь сходство с обезьяной, но никак не наоборот. Этот факт говорит о том, что и горилла, и шимпанзе несут в своих генах память о героическом прошлом своих видов, когда те устремились к вершине разума. Что представляли собой эти виды животного мира мы, к сожалению, не знаем. Однако можно предположить, что и обезьяна, и человек несут в своем генетическом аппарате память о том периоде, когда они еще находились в лоно животного мира, так сказать, по другую сторону пика кривой антропогенеза.
Итак, в результате взрыва этногенеза рождается этническая система, которая проходит через ряд фаз и заканчивается фазой гомеостаза, в которой поддерживается абсолютный баланс соотношения потребностей этнической системы, обычно называемой в этой фазе племенем, и возможностей вмещающего ландшафта. Племена достигают такого равновесия с природой, которое характерно именно для животного мира. И, тем не менее, члены племени не опускаются до уровня животного. Они остаются людьми. Взрыв этногенеза может происходить исключительно в человеческой среде. Этнос входит в гомеостаз так, словно погружается в анабиоз до следующего взрыва. Новый взрыв этногенеза объединяет разрозненные группы людей, прозябающих в гомеостазе, в единую этническую систему и поднимает пассионария этой системы до уровня самопожертвования ради торжества комплементарной идеи.
В результате взрыва антропогенеза рождается антропогенная система, которая, как показывают археологические раскопки, тоже проходит ряд фаз. В случае неспособности сообщества антропоидов удержаться на уровне, являющегося критерием разумных существ, данное сообщество скатывается к обезьяньему стаду.
Гумилев со всей возможной полнотой показал, что реликтовые народы (племена) представляют собой не начальную, как долго считали ученые, а конечную фазу этногенеза. Вот как пишет об этом Гумилев.
«Так что же такое этнический гомеостаз? Одно время считалось общепризнанным, что гомеостатические этносы – это просто отсталые племена. Их считали примитивными, неполноценными. Думаю, эта точка зрения абсолютно неприемлема для нас, потому что она отражает отсталые и уже отброшенные во всем мире концепции расизма. А почему им, собственно, было отставать в развитии, чем они хуже нас?» (Лев Н. Гумилев «Конец и вновь начало», стр.359).
Точно так же, как племена являются конечной фазой этногенеза, стада обезьян представляют собой не начальную, а конечную фазу антропогенеза.
Вид, вырванный из среды животного мира взрывом антропогенеза и не сумевший удержаться на вершине самопознания, растратив впустую на перепалку с соседями всю антропогенную энергию, возвращается в лоно природы, но уже не в исходном образе, а в обличье обезьяны.
Таким образом, напрашивается вывод, что в мире существуют поля, способные выделить из существующей живой природы то или иное существо и внедрить в него разум. В таком случае эти поля просто не могут быть неразумны и являются главным и первичным звеном жизни на Земле. И если предположить, что и этнические поля, и антропогенные поля есть результат проявления Божественной сущности в нашем мире, то приходишь к тому же естественному выводу, к которому пришли создатели Библии: Бог создал человека.
|
