Левкина Елена Станиславовна
православный христианин
модератор
Тема: #93349
Сообщение: #3615368
25.08.11 09:09
|
«Если XXI век — будет, то есть, если человечество не загубит до тех пор своего физического, или нравственного, или интеллектуального бытия, не разучится вконец почтению к уму и благородству, я решился бы предположить, что век этот будет в некоем существенном смысле также и веком Симоны Вейль.»
Сергей Аверинцев о Симоне Вейль
Симона Вейль
Любовь к Богу и несчастье
(Отрывок)
У человека, испытавшего удар, после которого он извивается на земле, как перерезанный пополам червяк, нет слов для того, чтобы выразить, чтό такое с ним приключилось. Среди людей, которым он пытается это рассказать, даже те, которые много страдали, но не испытали на себе несчастья в собственном смысле, вовсе не могут себе представить, что именно это такое. Ибо это нечто особенное, не похожее на что-либо другое, как ни один звук ничего не скажет глухонемому. А те, кто сами искалечены несчастьем, – не в состоянии оказать помощь, и даже почти не способны желать этого. Итак, сострадание по отношению к несчастным – дело, по определению, невозможное. Когда оно поистине имеет место, это чудо – более потрясающее, чем хождение по водам, исцеление больных и даже воскрешение мертвых.
Несчастье заставило Самого Христа молить Отца о том, чтобы Он «пронес чашу» (Мк 14, 36), искать утешения у учеников, и наконец, поверить, что Отец оставил Его. Несчастье заставило другого праведника кричать против Бога – праведника столь совершенного, насколько позволяла человеческая природа, а может быть, даже больше, – во всяком случае, если Иов является исторической личностью, которая была прообразом Христа. «Он посмеивается над несчастьем невинных!» (Иов 9, 23)4, – это не богохульство, это просто крик, исторгнутый из сердца болью. Книга Иова, с первой до последней страницы, есть настоящее чудо правды и искренности. Из написанного на тему несчастья все, что далеко от этого образца, – более или менее загрязнено ложью.
Несчастье делает Бога отсутствующим на время, более отсутствующим, чем мертвый, чем свет в абсолютно темном каземате. Ужас до краев затопляет душу. И во время этого отсутствия – нечего любить. Самое страшное, что если среди этой тьмы, когда нечего любить, душа прекратит любить, отсутствие Бога станет окончательным. Надо, чтобы душа любила в пустоту, или хотя бы желала любить – будь то даже бесконечно малая часть души. И тогда однажды Бог придет, чтобы явить ей Себя и раскрыть перед ней красоту мира, – как это произошло с Иовом. Но если она перестанет любить, то низвергнется из этого мира в состояние, почти равное аду.
Вот почему те, кто ввергают в несчастье людей, неподготовленных к встрече с ним, убивают их души.И, напротив, в такое время как наше, когда несчастье нависло надо всеми, только та помощь, оказываемая душам, будет действенна, которая реально подготовит их к несчастью. Это далеко не мелочь.
Несчастье ожесточает человека, лишая надежды, ибо оно, как каленым железом, насквозь прожигает душу таким презрением, отвращением и даже ненавистью к самому себе, таким чувством виновности и скверны, которое, по логике вещей, должно было бы возникать в душе после преступления, – и, однако, не возникает. Преступник не чувствует зла, которое живет в его душе. Зато его чувствует у себя в душе невинная жертва несчастья. Получается, будто состояние души, которое, в сущности, годится для преступника, отделили от преступления и связали с несчастьем, – причем даже со степенью невинности несчастного!
Если Иов вопит о своей невиновности столь отчаянными словами, – значит, у него самого не достает сил в нее верить; значит, его собственная душа внутренне становится на сторону его друзей. Он призывает в свидетели Самого Бога, потому что не больше не слышит свидетельства совести, от которого в душе осталось одно лишь смутное и мертвое воспоминание.
... «Он стал проклятием ради нас» (Гал 3, 13). Не только тело Христа, «повешенное на древе» (Вт 21, 23), стало проклятием, но и вся Его душа. Так же точно и всякий невинный в несчастье осознает себя прόклятым. Так же бывает и с теми, которые претерпели несчастье и, благодаря повороту судьбы, избавились от него, – если оно достаточно глубоко их уязвило.
Другое следствие несчастья заключается в том, что оно делает душу своей сообщницей, мало-помалу впрыскивая в нее отраву пассивности. Каждый, кто в течение долгого времени остается несчастным, состоит в сговоре с собственным несчастьем. Это сообщничество парализует любые усилия, которые он мог бы предпринять, чтобы облегчить свою участь; оно доходит до того, что не дает даже искать средства к освобождению, а иногда и желать этого освобождения не позволяет. Человек сжился с несчастьем; а окружающим может казаться, что он доволен.
Мы можем примириться с существованием несчастья, только когда смотрим на него как бы с некоторого расстояния.
Бог сотворил мир любовью, ради любви. Бог не сотворил ничего иного, как саму любовь и средства для любви. Бог сотворил все формы любви. Он сотворил существа, способные любить на любом расстоянии. Сам Он дошел (ибо никому из людей это было не под силу) до максимального расстояния, до расстояния бесконечного. Это бесконечное расстояние между Богом и Богом, крайний разрыв8, боль, к которой никто другой не смеет и приблизиться, чудо любви – Распятие. Ибо никто не может быть более удален от Бога, чем тот, кто «стал проклятием».
Этот разрыв, через который Высшая Любовь устанавливает узы высшего единства, вечно отзывается во всем мироздании, в глубине его молчания, как две отдельные и, одновременно, сливающиеся в один звук ноты, как чистая и волнующая гармония. Она и есть – Слово Божие. Все творение мира есть не что иное, как звучание ее голоса9. Когда человеческая музыка самой высокой степени чистоты проникает нам в душу, сквозь нее нам слышится тот же голос. Когда мы способны слышать тишину, то и в ней улавливаем его звучание.
Те, кто мужественно стоят в любви, услышат эту ноту даже на самом дне пропасти, куда ввергнет их несчастье. И с этого момента в них не останется никакого сомнения.
Люди, пораженные несчастьем, лежат у подножия Креста ..."
|
.
