Толканов Владимир Александрович
агностик
|
Что важнее в религии: идея Бога или идея бессмертия души
Индивидуально для человека важнее то, что он считает важным, и никакого универсального ответа здесь быть не может. Но для религии как широкого явления фундаментальным является именно вопрос бессмертия души, поскольку без него и идея Бога теряет смысл и перспективу. И не только идея Бога, но, что ещё важнее, всякое нравственное, духовное и творческое совершенствование личности лишается смысла.
Вопрос "бессмертия души", или, если точнее, вопрос о непрерывном продолжении жизни сознания после смерти физического тела – важнейшее основание религиозного сознания. Именно этим отличаются самые разные религиозные системы, в том числе такие как джайнизм и буддизм, где о Едином Боге нет речи, от того плоского материалистического мировоззрения, что в просторечии чащи называют "атеистическим". Таковое безрелигиозное мировоззрение (или отсутствие мировоззрения) может допустить даже и сверхъестественное как непознанное наукой, даже какие-нибудь параллельные миры иной материальности, но свою атеистическую безрелигиозность может сохранять лишь не признавая закономерный переход души в эти миры после смерти.
Впрочем, абсолютизировать значение вопроса о бессмертии нельзя. В истории религий можно-таки найти системы, где бессмертие было лишено каких-либо радужных перспектив (вавилонский политеизм как пример) или где не было даже самой веры в бессмертие. Древний иудаизм, рассматривавший Бога как покровителя и водителя своих земных дел, поначалу не знал представлений о жизни после смерти, хотя образы безрадостного подземного шеола и надежда на воскресение в будущем мировом периоде и последующую "вечную жизнь" возникли и там. Саддукеи времён Иисуса Христа, которые в воскресение не верили (Мф 22:23), были скорее политической партией, нежели религиозной, и закономерно сошли на нет с падением и рассеянием Израиля.
Нельзя не обратить внимания ещё и на то, что многие древние религиозные системы были акцентированы на вопросе избавления, освобождения от страданий и зла этого мира (большинство направлений индуизма, буддизм, христианские гностики). Когда человека движет стремление к освобождению из порочного и нескончаемого, как кажется, круга перерождений, то и даже полное уничтожение свеого "я" может представляться приемлемым выходом. Возможности индивидуального совершенствования, творческого становления, возрастания души, преображения мира могут не осознаваться вовсе. Индивидуальное существование как таковое может казаться бессмысленным. Понятно, что при таких исходных предпосылках смысл индивидуального бессмертия оказывается, как минимум, неочевидным.
И даже "вечное блаженство" в том весьма бесцветном, лишённом внутренней динамики и содержательной глубины виде, как оно рисовалось отцам древнего христианства или, исламу, или, скажем, как это представляют современные гаудиа-вайшнавы, учащие о возвращении в "духовный мир Кришны", выглядит недостаточно убедительным аргументом в пользу ценности бессмертия души. Подобные образы легко интерпретируется, например, буддизмом, как прельщение некими временными райскими обителями в пределах сансары.
Подлинную ценность и привлекательность идея бессмертия души обретает
1) с признанием безграничности индивидуального творческого совершенствования и возможностей объединения в сотворчестве,
2) с отказом от представления о вечной жизни как о неизменном бытии "вне времени",
3) с отказом от неосознанной воспринятой аксиомы непреложности законов, с признанием возможности творить и изменять мироздание и его законы. Это не оставляет места для возможности интерпретировать мироздание как "сансару", которая автоматически становится понятием более узким, приблизительным описанием состояния некоторой омрачённой части мироздания.
Идея Единого Бога также очень важна, но только если это идея последовательно доброго Бога, то есть на деле стремящегося к благу всех живых существ самым лучшим путём. На практике же значение идеи Бога колоссально подрывается тем, что распространяется она в искажённом виде (в индуизме – из-за философского монизма, а авраамических религиях – благодаря ветхозаветному наследию, отказаться от которого сложно – надо полностью перерабатывать богословие).
Бога представляют как некоего ревнителя (Исх 20:5, Наум 1:2), которому мешают какие-то "идолы" (исторически они, конечно, мешали важному процессу установления монотеизма в Израиле, и тогда неприятие было во многом оправданно, но сами по себе идолы, иконы и т.п. достойны осуждения, очевидно, только если являются указывают на демонизированные образы божеств, поклонение которым преимущественно нравственно развращает), карателя (Иез 7:9), мстителя (Наум 1:2), "всемогущего" и "управляющего миром". Последние пункты сразу же делают Бога ответственным за существование зла в мире – например, закон взаимопожирания в животном царстве, существование паразитов, болезней, детей, рождающихся инвалидами и т.д.
Ветхий Завет прямо свидетельствует о смешении добра и зла в Боге (ниже даётся скорректированный перевод – можно сравнивать с классическим английским переводом KJV, но не с синодальной Библией, где ветхозаветное зло постарались скрыть; зло – по-еврейски "ра", по-английски "evil").
"Я образую свет и творю тьму, делаю мир и творю [тот же глагол] зло; Я, Господь, делаю все это." (Ис 45:7)
"Трубит ли в городе труба, – и народ не испугался бы? Бывает ли в городе зло, которое не Яхве произвёл?" (Ам 3:6)
"...ибо Я обратил лице Мое против города сего, говорит Господь, на зло, а не на добро; он будет предан в руки царя Вавилонского, и тот сожжет его огнем." (Иер 21:10)
"Я исполню слова Мои о городе сем во зло, а не в добро ему, и они сбудутся в тот день перед глазами твоими;" (Иер 39:16)
"А от Саула отступил Дух Яхве, и возмущал его злой дух от Яхве. И сказали слуги Сауловы ему: вот, злой дух от Бога возмущает тебя; пусть господин наш прикажет слугам своим, {которые} пред тобою, поискать человека, искусного в игре на гуслях, и когда придет на тебя злой дух от Бога, то он, играя рукою своею, будет успокоивать тебя. [...] И когда дух от Бога бывал на Сауле, то Давид, взяв гусли, играл, – и отраднее и лучше становилось Саулу, и дух злой отступал от него." (1 Цар 16:14-23)
У древних иудеев не было той потребности мыслить Бога благим, которая свойственна стала потом христианству, для них "добро" и "зло" были техническими терминами, аксиологическая важность которых не осознавалась. Духов различать они тоже, очевидно, не умели (духу, чтобы ему поверили, достаточно было сказать, что он от Яхве или "Ангел Господень/Яхве"). Отсюда понятна лёгкость смешения инфернальных и провиденциальных внушений, породившая бесчисленные подмены в ветхозаветном откровении.
Реальность нашего мира кардинально расходится с богословскими представлениями о Боге, управляющем миром (даже если речь идёт о ветхозаветном неблагом представлении, но с той самой, описанной в Ветхом Завете "логикой поведения"). Никак не укладываются сколько-нибудь логично в эту систему события в мире происходящие, и ничего тут не поделаешь. Вера в божьи кары (в том числе землетрясения, цунами и иные природные катаклизмы будто бы посылаемые "за грехи"), попущения, испытания примерно такую же ценность имеет, как и вера в астрологию, с опытом "согласуется" примерно так же "убедительно", и интеллектуальный уровень последователи этой идеи демонстрируют примерно аналогичный, когда рассуждают о подобных вещах.
|
