Яннис Эпсилон
сомневающийся
Тема: #91727
Сообщение: #3531254 26.02.11 14:11
|
Я начал следить за поведением этих двух монахов к животным.
Они разговаривают с ними как с людьми, ласково, не ругают их никогда, никогда не бьют, все время играют с ними, не злятся на них, наоборот- смеются от души, когда животные балуются, разговаривают с ними все время... разговаривают с ними, как старшие разговаривают с маленькими детьми, с поучением и любовью...
Один кот взобрался на стул Антония и устроился там прекрасно, когда Антоний пошел наполнить водой большую глубокую тарелку, чтобы дать напиться животным.
Когда он вернулся, не заметив, чуть не сел на кота, тот вспрыгнул от страха и готовился уйти, но Антоний вовремя поймал его и начал ласкать, говоря коту:
- Я напугал тебя, дружок?
Извини меня... я не хотел... сиди здесь, все хорошо... я сяду на скамеечку, извини меня, извини...
Кот тут же успокоился и остался на месте.
Зевнул, растянулся по царски, устроился снова на стуле, а Антоний сел на низкую скамеечку, чтобы не мешать коту...
Они там просят прощения у животных, как будто просят прощения у людей...
Столько смирения...
Это меня сильно впечатлило...
Впервые я начал следить за уроком смирения человеческого господства, гордыни и гордости с просьбой прощения у животных, у людей, у Бога...
Начал думать: Любовь не может войти в душу, если вначале душа не очистится от мусора, который называется чувство господства, чувство власти, гордость и гордыня...
Просьба о прощении все таки – великое дело, если эта просьба будет сделана всем сердцем, сердцем, а не умом...
Не уходят из сердца мусор и грязь ни учебой, ни убеждением, ни даже простым намерением...
Грязь уходит только смирением на деле, только принятием смирения в твоем сердце, сохраняя одновременно чувство Любви...
Тогда унижение перестает быть оскорблением, становится спасительным лекарством для отравленной земной грязью души...
Все таки, снова от Любви будет зависеть как примет ситуацию унижения человек: как оскобление или как спасательное лечение...
Любовь лечит и спасает всех всегда...
Все другое, независимо что это- под конец губит человека...
Добровольное смирение ради Любви кидает тебя напрямик в объятия Любви, в благостность, спасает тебя...
Все другое, рано или поздно, приведет тебя к погибели неизбежно...
После этих мыслей, я сказал себе:
« Завтра с раннего утра, Яннис, никому ничего не говоря, начнешь сам себя учить уроку добровольного смирения.
Это будет тебе уроком самовоспитания.
Посмотрим на что ты способен, посмотрим, если кишка выдержит ...
Мои мысли прервал отец Геннадий:
- Что- то ты задумчивый все время, сын мой...
Смотрю на тебя- делаешь безоставочно свечи, а мысли у тебя совсем о других вещах, ты выполняешь одновременно две работы, телесно ты здесь, а умственно- в другом месте...
- Это видно?
- Только видно? Бум делает издалека...
Я сразу же расказал ему про свои мысли, не говоря только о том, что планирую завтра проделать над собой опыт в добровольном смирении, в самовоспитании смирения.
- Ты я вижу продвинутый в духовных вещах парень,- говорит мне отец Геннадий,- пишешь книги может быть?
- Нет, пишу в разных форумах в интернете.
- Так значит...
Обоюдное лезвие этот интернет...
Там ты можешь найти любой фрукт и не только там...
Мы здесь, как видишь, сидим без телевизора, без радио, без газет, без журналов, без ... как его... интернета...
Эти вещи нам не нужны.
Мы все время молимся Богу, к мирским вещам не прикасаемся, эти вещи когда то кончаются, под конец только Бог остается...
И как тебя встречают про то что говоришь в интернете?
- И хорошо и плохо...
Услышал самые теплые и нежные слова про свою особу, но и самые грязные и несправедливые слова также...
У одних- восхищение, у других- отвращение...
Испробовал, как говориться и сладкое и горькое в одной упаковке...
- Это следовало было ожидать...
А как ты реагировал на манифестации восхищения и поклонения?
- Дулся внутри от радости и гордости, но виду не показывал от смирения.
- Дутье от гордости, хотя бы изнутри- это настоящее смирение с твоей стороны или что нибудь другое?
- Это что то другое... если уж говорить правду- это было скрытой гордостью.
- А как ты реагировал на критику?
- Распалялся изнутри от злости и гнева за несправедливость, но пытался не показать этого, и под конец показывал, не мог сдержаться...
- Значит, ты был в плену открытой гордости?
- Ты прав, патер... это было уже открытой гордостью...
- Вот видишь, что здесь не было никакого смирения, но что то другое?
Разве смирение с одной стороны и злость и гордость- с другой, могут идти вместе?
- Нет, патер, не могут... одно обязательным порядком анулирует другое...
Все зависит от того, кому предашься- смирению или гордыне...
- И какой вывод ты сделал из всей этой истории?
- Вывод в том, что я наверное, все таки тоже грешник, который не желает освободиться от гордыни, который не принимает лекарства унижения и смирения от любого другого, который ниже меня...
Конечно, те, которые были против меня, не были примерами величия, ни примерами для подражания, вот там меня и схватывали злость и упрямство и я начинал развязывать полную катушку...
- Вот ты говоришь, что не принимаешь унижения от лица, которое ниже тебя, хорошо...
А от лица, которое выше тебя- ты принимаешь унижение?
- Ни от кого я не принимаю унижения, патер, это правда... у всех нас эгоизм- это супрадержава, к сожалению...
- Тот, кто не принимает вообще никакого унижения, или ему нравится это или нет- по существу он в плену у гордыни и гордости, другими словами он в суете...
А конец суеты везде и всегда один- ты его знаешь?
- Знаю, патер... знаю... я это ощущаю на своей собственной шкуре, по краней мере приходит момент, когда я понимаю в чем дело и прихожу в себя... потом сожалею, а то, что делают другие- меня уже не интересует... каждый пусть сам спасает свою душу ...
- Если ты вначале не спасешь свою душу, тогда как ты можешь спасти душу другого?
Спаси вначале самого себя и вокруг тебя спасутся многие, видя твой пример...
Если ты спасешь свою душу, сердца других изменятся, откроются тебе... когда будут, конечно, готовы...
Воодушевленными словами, независимо насколько они будут красивы и правильны- никого не изменишь, потому что душа другого говорит себе:
- Вот, он такой же грешник, как и я, я не вижу в нем никакого дела, у него говорит ум, а не его душа, не его сердце...
А язык ума, мой сын, не понимает сердце, как и ум не понимает также языка сердца...
- Я всегда писал и говорил сердцем, патер, поверь мне...
- Знаю, что ты говорил сердцем, сын мой... я это вижу...и сердце у тебя хорошее и способности у тебя есть, но твое сердце накрыл и обездействовал и помешал принести добрую весть твой внутренний враг – гордость за это сердце... ты понимаешь меня, сын мой?
Ты понимаешь, как перехитрил тебя лукавый?
- Все понимаю теперь, патер...
Я возгордился этим сердцем, которое мне было дано, которое мне подарил Бог.
Вот тогда и послал Господь тех, которые захотели унизить меня, разъяренные моей гордыней.
- Вот именно этими людьми тебя испытывал Господь, сын мой...
Бог испытывал тебя теми, которые кричали тебе : «да здравствует!» - как ловушка для твоей гордыни и теми, которые ругали и поносили тебя- как средство унижения твоей гордости и гордыни.
Что бы ты ни написал или сказал, или почувствовал красивое, возвышанное- всегда говори себе:
« Бог намного красивее и намного выше.
Он намного выше всех этих хороших и плохих».
Так ты всегда будешь защищен от ударов, которые привлекают на тебя гордость и гордыня.
- В глубине души я это уже понял давно...
И нет уже желания писать специально для кого- то ни было, только если появится собственное побуждение...
И вообще, уже перестало меня интересовать мнение других... все как то стали мне холодно безразличны... единственное, что интересует меня- это спасти свою душу, потому что чувствую, что всеми этими учавствованиями в спорах и конфликтах, с такими же глупыми и суетливыми существами, как и я, - только загадил свою душу негативными чувствами, веря, что защищаю Божественное, которое, по сути дела не нуждается в защите.
Вот как раз в те моменты я совершил свои величайшие ошибки, о которых я исповедуюсь тебе сейчас, патер.
Самые большие ошибки были совершены во время борьбы, стычек, во имя идеалов. Идеалов за что?
Стоило давать этому столько сил, времени и энергии?
Суета сует... все- суета...
У Бога оказывается есть свои часы и своя программа для каждого без исключения...
Одних Он ввергает в поиск и мысли, когда пришел его час, других- Он держит еще в глупости и суете, потому что их час еще не настал...
И ты сколько не пытайся ради добра- все равно не перепрыгнешь тот барьер на какое то время, который устанавливает Бог для каждого и для тебя и никто не может быть исключением...
Суета сует... все суета... если Воля Господа отличается от твоей воли...
Как был прав Экклезиаст...
- Иди, сын мой к себе в келью, которую мы тебе приготовили отдохнуть, успокоиться... В шесть вечера у нас будет вечерняя служба...
- Мне не хочется спать, мне хорошо здесь, делаю свечи... они меня успокаивают...
- Послушай, ты тут наделал столько свечей, начал их делать быстрее и лучше чем я, молодец парень, сын мой...
- Патер, когда я смогу исповедаться у тебя?
- Сегодня в пятницу, только что приехал- не надо.
Завтра в 10 вечера, в церкви ты исповедуешся.
Не торопись исповедоваться.
Сначала успокойся, расслабься и когда по настоящему ты будешь готов- тогда и исповедуешься.
Антоний наблюдал с интресом наш разговор, не вмешиваясь.
- Антоний,- говорит отец Геннадий,- покажи Яннису келью,где он будет жить.
Я пошел с Антонием на первый этаж, спускаясь по старинной деревянной лестнице.
Моя келья была как раз напротив монастырской церкви Святого Георгия.
Тяжелая, старая деревянная дверь, металлические ручки дверей старинной эпохи...
- Здесь ты будешь спать,- сказал мне Антоний- принеси сюда свои вещи, вон там – туалет и умывальник.
Я вошел в келью, где мне предстояло жить...
Маленькая келья, вся белая, покрытая исвесткой, чистая и уютная, очень тихо и спокойно здесь, кровать, несколько шерстяных одеял, маленький стол, два стула, маленькое окошечко, откуда видна гора, покрытая сплошным густым лесом, каменные стены 17 века- вся келья белая, чистая и уютная...
- За эти века, что прошли, кто знает, сколько монахов прошли отсюда и кто спали здесь до меня,- думал я,- ну что ж, приобрету и этот опыт.
Устроил все вещи, умылся и снова вышел, потому что время уже было 6:30 вечера, но не нашел никого вокруг.
- Куда это они все пропали?- подумал я.
Потом понял- ведь у них сейчас вечерняя служба...
Спустился по деревянной лестнице и вошел в древнюю церковь.
Везде стены расписаны иконами святых, больше трехсотлетней давности... как будто я снова оказался в Византии...
Свет от горящих свечей... и только двое монахов, которые держут живым монастырь, несут службу... только двое...
Я встал рядом с ними, перекрестился и стал наблюдать службу.
- Давай, помоги нам,- шепчет мне монах Антоний.
Читай то, что я буду показывать тебе.
- Я не делал такого никогда,- говорю ему,- и не знаю, как это делается.
- Ты не умеешь читать?
- Умею читать, но не знаю как это делается, не знаю как это вы тут делаете.
- Научишься, ничего страшного в этом нет, желание надо иметь только...
Давай, начни читать вот этот текст.
В этот момент в церковь вошли пятеро человек из окружных сел Фенеоса, двое мужчин и трое женщин.
Они пришли в монастырь учавствовать в службе.
- Вот тебе как раз и их не хватало! ,- подумал я с досадой.
- Давай, читай,- сказал мне Антоний.
Что мне оставалось делать, отказываться - совесть не позволяла,монахи отнеслись ко мне с такой любовью, с таким доверием, отнеслись как к брату, надо было поддержать их двоих и я решился.
Начал читать церковные гимны на древнем греческом языке, сначала трусливо и с опаской, оглядываясь и смущаясь, путаясь...
Меня кидало в жар от присутсвия незнакомых мне людей,которые пришли на службу и которые смущали меня здорово, мне было стыдно.
И вдруг что то перевернулось во мне внутри...
Я забыл, что присутствуют и другие, незнакомые мне люди, я забыл все и всех.
Почувствовал, что в церкви находятся я и Господь Бог и я начинаю рассказывать Ему свои вещи...
Начал читать чисто и стройно, все так красиво началось получаться, что я даже не верил своим ушам и глазам...
Развязался язык, забылся стыд, и слышался мой голос чисто и гордо.
Впервые в жизни я оказался в монастыре, чтобы найти ответы на вопросы, заданные Господу Богу, впервые в жизни я читаю на службе церковные гимны, прославляющие Господа Вседержителя, как настоящий монах...
- Ты первый,- шепчет мне довольный монах Антоний,- молодец! ...
Настал момент произнести молитву « Отче наш»...
Когда- то, несколько лет тому назад, когда произносил эту именно молитву, мои глаза наполнялись слезами от эмоций.
Специально на молитву « Отче наш» у меня всегда какая то необъяснимая чувствительность.
Позже, когда вырос, и стал более «современным» ( дурь, которая меня качала! ),
я похоронил это чувство эмоции глубоко себе в душу, чтобы оно не мешало мне жить как все.
Помню, я убедил себя в том, что это все дурацкое влияние отсталого прошлого и ничего больше.
Потом эмоции исчезли и не мешали мне.
Я думал, что отделался от этой эмоции детских лет раз и навсегда.
Но в монастыре святого Георгия в горах Коринфа, что то снова случилось на тонком уровне.
Тогда я осознал, что эмоции Любви к Господу никуда не ушли, а только терпеливо ждали своего часа напомнить мне, что они здесь, такие же сильные, однажды неощущаемые, на этот раз ощущаемые вовсю...
Полумрак, святые древние иконы на стенах, какое то туманное воспоминание чего то, весь я одетый в черное среди всей этой обстановки - вытолкнули на поверхность давно забытое старое, которое оказалось настолько живым и всесильным, особенно это
« Отче наш»...
Выскочило наружу, освобожденное после стольких лет заточения, когда то спрессованное, глубокое чувство религиозности, которое не искореняется ничем...
Я помещаю текст « Отче наш» в оригинале, таким, каким он был впервые создан и озвучен на древнем греческом языке и переведен впоследствии на все языки мира, чтобы воздать еще раз дань преклонения этой великой и всесильной молитве, данной всем нам Господом нашим Богом Иисусом Христом :
Патэр имон, о эн тис уранис,
Агиастито то онома Су, элтето и Василиа Су
Геннитито то онома Су ос эн урано ке эпи тис гис
Тон артон имон тон эпиусион дос имин симерон
Ке афэс имин та офэлимата имон
Ос ке имис афиэмэн тис офилетэс имон
Ке ми исенегис имас ис пирасмон,
Алла рисэ имас апо ту пониру.
Оти Су эстин и Василиа, и Динамис ке и Докса
Нин ке аи ке ис тус эонас тон эонон.
Амин.
Я прочел так четко, так громко, так гордо и красиво « Отче наш» со слезами на глазах от эмоций, находясь в древней церкви, как будто кто то другой в моей форме находился здесь, а не я...
Продолжал читать тексты гимнов также хорошо.
Одна женщина не выдержала... и сказала свою глупость и все мне испортила:
- Как красиво он читает... впервые я слышу такую красивую службу...
Я опять начал путаться и смущаться...
- Иоанне, что с тобой?- шепотом спрашивает меня монах Антоний.
- Это она наверно сглазила меня,- отвечаю ему, показывая глазами на женщину.
- Забудь ее, смотри в текст и читай, все хорошо у тебя получилось, давай, продолжай...
К счастью снова пришел в себя и кончили мы все службу как положено по ритуалу.
Да... незабываемый опыт...
Спасибо брату Антонию...
Потом все вышли из церкви.
Болтливая госпожа, женщина лет сорока, подходит ко мне и жмет мне руку.
- Очень рада познакомиться с вами, патер, - говорит она мне.
Я в полном смущении, меня величают патером...
- Я не патер, госпожа...
- Это наш гость, он врач,- говорит ей Антоний,- он приехал погостить к нам из Афин.
- Я его приняла за нового иеромонаха, борода, черная одежда, читает так четко и красиво... извините меня,господин...
Я дотронулся рукой до своего лица и только тогда понял, что уже много времени я не брился и отпустил бороду, вправду, женщина по праву приняла меня за монаха...
Отец Геннадий стал смеяться:
- Что скажешь, Иоанне?
Если надоест тебе суетный внешний мир- станешь монахом?
Потом сказал серьезно:
- У тебя нет ни времени, ни возможности отказыаться от суеты, у тебя семья, дети, и ты должен бороться за них.
Стамнело уже и вскоре все посетители ушли.
Мы поднялись на кухню подкрепиться чем то.
- Что тебе хочется покушать, Иоанне?- спросил меня отец Геннадий.
- Немного чая с сухарями мне достаточно.
- Только чая с сухарями?
- Мне хватит... все в порядке...
- Ты не стесняйся, Иоанне.
- Нет, патер, я не стесняюсь, все в порядке, больше я ничего не хочу.
- Тогда я тоже буду чай с сухарями, как Иоанн.
Антоний, а ты что будешь кушать?
- Немного хлеба с помидорами- ничего больше не хочется.
Давайте, прочтем «Отче наш», потом вы начинайте кушать, а я пойду покормить собак и кошек, потом вернусь и поем тоже.
Мы ужинали с отцом Геннадием в кухне и вдруг снаружи раздался крик Антония:
- Ах, озорная ты и безбожная, что ты натворила?
Пропал мобильник, сломала его полностью...
Мы вышли посмотреть что случилось.
- Что творится, Антоний?- спросил отец Геннадий.
- Лела, сучка, вошла в твою келью, ты оставил дверь незапертой, схватила твой мобильник, и начала играть с ним на балконе, уронила его вниз и теперь твой мобильник разбит вдребезги о камни...
- Вот, уже второй мобильник ломает мне эта озорная собачка,- со вздохом говорит мне отец Геннадий,- мы ее нашли совсем еще щенком в лесу, скулящей и беспомощной, раненной в ногу, наверно напоролась на какого нибудь зверя, принесли сюда в монастырь, связали ногу дощечкой, она поправилась и осталась у нас, мы к ней испытываем слабость, она у нас – самая маленькая и самая озорная.
Бестыдница ты, Лела, что ты натворила мне снова?
Второй мобильник мне гробишь...
Лела гавкнула несколько раз, завиляла хвостом, потом легла на спину и начала ласкаться к отцу Геннадию.
- А ты почему оставляешь свою келью открытой?- спросил его Антоний,- сиди теперь без мобильника, чтобы знал.
- Одну минуту,- сказал я,- иду к себе в келью и скоро вернусь.
Я вспомнил, что у меня в сумке был второй резервный мобильник, которого я почти не употреблял, взял его и поднялся снова наверх на балкон.
- Возьми этот мобильник, отец Геннадий, он мне не нужен, у меня есть другой.
- Придержи его себе, мой мальчик, ничего страшного не случилось.
- Возьми, отец Геннадий, правду я тебе говорю, он мне не нужен, возьми, чтобы мог ты разговаривать когда надо будет.
- Спасибо тебе за подарок... только покажи мне как с ним обращаться, твой немного другой, чем мой старый.
Я показал ему.
- Всех благ тебе, сын мой, спасибо...
Мы посидели немного на балконе, поговорили о разном, уже настала глубокая ночь, каждый удалился к себе в келью для сна.
В келье я начал молиться...
Молился и просил у Бога, чтобы всем моим родным было хорошо, чтобы были здоровы, чтобы с ними не случилось ничего плохого, чтобы было хорошо всем, с которыми связан, и под конец поймал себя на мысли, что просил у Бога то, что просят все систематически и настойчиво- земные блага.
Я вспомнил, что у Бога нельзя просить эти вещи, надо просить, чтобы Он дал тебе силу Его прочувствовать, ты должен быть перед Ним совершенно безоружным, беззащитным и слабым, не предъявлять Ему никаких претензий, предаться полностью в Его Руки и Его Воле, почувствовать превичность Божественного перед земным, независимо насколько это земное важно для тебя и твоей жизни, что Любовь, т.е.Господь- это Все Всего.
И вместо бесконечной болтовни- попрошайничания, требования благ и услуг, я перешел к одной только фразе:
« На все Твоя Воля Святая, Господи...»- короче перешел к идее принятия.
Сам того не понимая, я уснул глубоко...
|