Андрей В.И.
православный христианин
(новоначальный)
|
Спаситель говорит:
«если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: `перейди отсюда туда', и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас» (Мф. 17, 20)
Если понимать сказанное буквально, то в этом случае может возникнуть вопрос: а что, если, скажем, гора эта является чьей-то собственностью, не будет ли при таком перемещении ущемлены права собственника этой территории? Если мы не любим, когда наше имущество, пусть самое малое, становится объектом несанкционированного вторжения или действий со стороны посторонних, то должны учитывать, что такая же позиция может быть и у других людей. Ведь очевидно, такое вмешательство может нарушить чьи-то имущественные права.
Для уяснения ригористической христианской позиции в отношении собственности следует привлечь весьма многочисленные изречения Спасителя:
1. Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше. (Мф. 6, 19-21)
2. Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам. (Мф. 6, 31-33)
3. Не можете служить Богу и маммоне. (Лк 16, 13).
4. …если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною. Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение. Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное; и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие. (Мф. 19, 21-24).
5. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. (Мф. 6, 6).
В доме Отца Моего обителей много. А если бы не так, Я сказал бы вам: Я иду приготовить место вам. И когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я. (Ин. 14, 2-3)
(В этих двух выдержках обращаем внимание на то, что у христианина предполагается наличие своей отдельной комнаты, помещения, обители, и подобное же заповедано и в жизни вечной, по воскресении.)
6. Кроме того, перед нашими глазами пример Святых Апостолов, ведомых Святым Духом: «Все же верующие были вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого» (Деян. 2, 44-45).
В реальной жизни (и не могу исключить, что оно так и будет весьма продолжительное время) христианам зачастую приходится жить в языческом окружении, в среде людей, в большей или меньшей степени приверженных языческим «ценностям», обычаям, правилам. А также сталкиваться и в своей среде с пережитками язычества. С этой позиции можно понять слова Спасителя, что после Его восхождения на небо волей-неволей придётся и отяготиться какими-то вещами, отчасти подчиняясь этим обстоятельствам: «теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч» (Лк. 22, 36)
Попробуем смоделировать, как, по каким возможным причинам, при каких обстоятельствах могли возникнуть правила, касающиеся отношений собственности: т.наз. «классическое гражданское право». То, что в соответствующих разделах нехристианских общественных наук подаётся как высшие формы отношений собственности, на самом деле является продуктом исторического распада, языческой деградации того способа взаимоотношений людей по поводу предметов, который был изначально установлен Творцом и восстановлен впоследствии Христовой крестной Жертвой. Как знаем из первых глав кн. «Бытие», прародителям нашим, Адаму и Еве, до грехопадения было разрешено пользоваться без каких-либо ограничений (кроме единственного известного ограничения) всеми благами Эдемского сада. Поскольку блага Бога подразумеваются неограниченными, то у первых людей и не было причин входить в отношения собственности. Просто пользовались – как дышали.
Однако, эдемские неограниченные и без труда доступные блага закончились немедленно после грехопадения, последовавшего суда и наказания. Дальнейшая судьба прародителей оказалась сопряжена со значительными трудностями. Следующий Завет предвещал нелёгкую и даже полную скорбей и лишений жизнь: «за то, что ты послушал голоса жены твоей и ел от дерева, о котором Я заповедал тебе, сказав: не ешь от него, проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься.» (Быт. 3, 17-19)
Несмотря на всю жёсткость и даже грозность формулировки этого Завета, здесь не обещано ограничения количества пищи: сказано только, что её добывание и пропитание будет сопряжено отныне с значительными усилиями, с пролитием пота, даже со скорбью.
Некоторыми людьми в некоторые древние времена была ошибочно усмотрена прямая связь, якобы необходимая зависимость количества доступного хлеба от затраченных усилий, их длительности и интенсивности, пролитого пота (это впечатление явилось основанием для ранних прообразов учения, известного нам как материализм). На самом же деле, правильное, новозаветное понимание этого предустановления открыто людям Христом: «трудящийся достоин пропитания» (Мф. 10, 10), «Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? и когда попросит рыбы, подал бы ему змею? Итак если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него» (Мф. 7, 9-11). А примеры практической реализации даны в известных евангельских эпизодах, когда малым количеством пищи (не только пищей, но и словом Божьим) было накормлено досыта весьма большое количество людей, причём остатков трапез было явно больше, чем изначально пищи. «Когда Я пять хлебов преломил для пяти тысяч человек, сколько полных коробов набрали вы кусков? Говорят Ему: двенадцать» (Мк. 8, 19). В этих эпизодах отчётливо видна ошибочность гипотезы (часто преподносимой как «закон») сохранения материи, причём расхождение псевдо-закона с этой долженствующей, законной действительностью имеет отнюдь не микроскопический, не мгновенный, не виртуальный характер. Т.е. псевдо-закон драматически не соответствует Закону и законному укладу. Оно и понятно: для Бога Творца Вседержителя, сотворившего всё из ничего, нет тем более проблемы «подложить добавки» Своим чадам – только бы эти чада отвечали взаимностью, по Завету.
Итак в мироздании, по Божьему замыслу, не предусмотрено, отсутствует ограничение ресурсов для человека.
Разного рода экономические модели и теории построены как раз на постулате (явно или по умолчанию полагаемому в их основание) ограниченности ресурсов, ограниченного доступа к ресурсам, а ресурсы эти, следовательно, выступают как объекты дележа и собственности. Разумеется, эти теории (и соответствующие практики) фатально ошибочны; правда, ВНУТРИ своей парадигмы и ВНУТРИ падшего мира, ВНУТРИ апостасийных сообществ они кое-как, более-менее состоятельны. Для внимательных же наблюдателей не секрет, что участники этих «игр» должны вынужденно то и дело выходить за пределы этих ограничений.
Такие модели, сформулированные интуитивно и эмпирически как теории, требуют, разумеется, до известной степени чёткой и детальной проработки понятия собственности людей по отношению к таким «ограниченным» ресурсам, как регламента преимущественных прав доступа к ним. Понятно, если оказывается, что ресурс отнесён к разряду «ограниченных» ошибочно, то теряется и весь смысл подобной регламентации. Т.е. в евангельских эпизодах, когда выясняется, что хлеб – это предмет, НЕ входящий в класс ограниченных ресурсов, то есть хлеба хватит всем и досыта, то немедленно теряется смысл регламентации прав на него, смысл частной собственности на хлеб, смысл торговых и подобных операций с хлебом. Собственно, так оно и было в Апостольских общинах, устроенных в буквальном соответствии с Заветом Христа.
Здесь надо вспомнить, что всеблагость Отца распространяется не только на еду, на хлеб насущный, но и на всякие потребности чад, и, таким образом, для всяких и всяческих ресурсов нет таких ограничений. Таким образом, среди благонамеренных членов общины и не имеет смысла вводить такие «регламенты преимущественных прав», разрабатывать специфические концепции собственности, кодексы гражданского права, и т.п.
Разумеется, это рафинированная абстракция. В силу самого наличия языческой среды, взаимодействие с ней по разным, в том числе имущественным поводам, требуется строить так, чтобы эти вопросы были улажены к взаимному удовлетворению сторон. То есть, скажем, крайне желательно, чтобы на землю, занимаемую общиной, не претендовали другие люди: кесарь, его слуги, другие язычники. Ветхозаветный пример, когда патриарх Авраам купил землю, вместо того, чтобы принять её в дар (даже настоял на покупке), явился примером и для Апостолов, когда они организовывали первые общины. Деньги, приносимые желающими вступить в их общины, употреблялись, надо понимать, именно на покупку, с надлежащей регистрацией, земли для общины, именно с той целью, чтобы потом не возникало имущественных претензий от прежних хозяев, властей, от кого бы то ни было. В общем, здесь действует принцип «кесарю-кесарево», при том, что христиане понимают, что настоящим Хозяином, Господом земли является Вседержитель, Который и сотворил землю и Которому, если руководствоваться даже языческой логикой, и должна вся земля принадлежать – ведь никто из язычников землю у Него не покупал – просто заняли явочным порядком, думая, что она «ничья». Но такую ситуацию можно представить только для времён (вероятно, последних), когда язычество исчезнет с лица земли.
Дальнейшее рассуждение об особенностях новозаветного распределения, наследования такого важного и, как многим кажется, ограниченного ресурса, как земля, выходит за рамки данного наброска, поскольку требует вовлечения в рассмотрение библейской концепции времени и пространства и т.п.
Если источником средств для первоначального взноса вновь вступающих в общину членов является, фактически, их предыстория (то есть их прежние имения и накопления), то в Св. Евангелии дан Спасителем способ урегулирования финансовых проблем, неизбежно возникающих и впоследствии при жизни в языческом, «кесарском» окружении. Налоговые и подобные претензии к общине урегулируются способом в духе «пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми, и, открыв у ней рот, найдешь статир» (Мф. 17, 27) - то есть Господь снабдит деньгами, отнюдь не эмитируя их. Здесь надо отметить, что по смыслу и по духу, эти деньги отнюдь не заработаны в ходе экономических отношений, то есть верные христиане, в принципе, освобождены от необходимости работать за деньги (при том, что освобождения от труда нет). То есть, христианский труд – это не продиктованная унизительной зависимостью от денег деятельность, чаще всего однообразная и неприятная, а творческая и свободная реализация своих умений, замыслов, талантов в самых лучших и увлекательных видах деятельности, например: выращивать хлеб, виноград, разбивать сады, разводить животных и управлять ими, плотничать, строить дома и храмы во славу Божию, строить лодки, ковать металл, открывать и расчищать родники, ловить рыбу, совершенствоваться во всякого рода художественном рукоделии, живописи, в песенное и словесное творчестве, искусно готовить пищу, конечно, без излишеств… растить детей, посвящать воскресения Господу и праздновать праздники Святых Его, щедро уделять своё время ближнему… Ведь установленные всеблагим Богом занятия для человека и есть самые лучшие из всех возможных, самые честные, чистые и благородные, те, что дают возможность сделать своими руками (а не машиной) и увидеть наглядно, и дать ближним благие плоды. Занятия, знакомые современному человеку главным образом из рассказов и книг о традиционном крестьянском укладе, бывшем в прошлые столетия ( и не лишённом недостатков конечно).
В тех, первоначальных, апостольских общинах не было товарно-денежных отношений - ведь они были построены людьми, получившими принципы общинного строительства от Самого Христа. Не было экономики, не было купли-продажи, не было даже меновой торговли – за ненадобностью. Если кому-то нужно было изделие, произведённый братом, просто просил, и тот ему давал с радостью, в дар, как дарят дети малые. Это касается не только простых вещей, немудрёных изделий рук, но и самых головокружительных чудес, за которые язычники, обыкновенно, готовы платить самые большие деньги («больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте» Мф.10, 8). Разумеется, позже, по мере того, как отходили в мир иной Апостолы, отцы-основатели и приходили новые члены, не столь крепкие в вере, подобные несовершенства накапливались, как следствие несколько худшего знания учения Христова и слабейшей веры в учение, большей подверженности языческим соблазнам. Всё же, поскольку в новое время у людей появилась возможность оставления грехов, то такой уклад, следовательно, имел запас не просто прочности, но возобновляемой прочности (поскольку сила надмирной Жертвы нисколько не убывает с течением тысячелетий), и это и обеспечивает огромную продолжительность исторического периода господства христианского уклада, внешне простого, незамысловатого, но поддерживаемого Самим Вседержителем.
Важное замечание. Подобные дары можно получить и не от Бога. Можно, искушая Бога, получить их от сатаны. Поэтому не стоит ставить описываемые здесь прикладные аспекты выше задачи «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6, 33). Соответственно, описываемые подходы основаны на том, что человек, получив Духа Святого, получает дар чудотворения - при этом характер и масштаб чудес огранивается, со стороны человека, только мерой его веры. Как известно, чудеса и знамения можно творить, искушая Бога, и это «умение» происходит от сатаны, и тесно связано с лжепророческой способностью, которая от него же. То есть, вообще говоря, не исключено, что такой «мастер» искушения сможет в какой-то мере (то есть в меру своего понимания), на какое-то время воспроизвести подобные принципы в среде своих единомышленников – и это, разумеется, не является христианством. Итак, следует ставить себе прежде всего задачу стяжания Духа, выполнения Завета, заповедей, несения Благой Вести, спасения, И ЛИШЬ ЗАТЕМ, и если останется такая возможность, озадачиваться проблемой организации материальной части христианского общинного уклада в подобном максималистическом понимании. Что касается же практического воплощения, то, скорее всего, эти направления деятельности реализуются примерно одновременно. Как мы знаем, Святые Апостолы находили возможность совмещать и комбинировать и занятия общинными делами, и Апостольские путешествия, и поддержание межобщинных контактов.
Языческие цивилизации характерны, в частности, тем, что вещи превращают в идолы. После падения человека (каждый человек не без греха, кроме Бога Спасителя вочеловечившегося) осознание этой своей падшей природы ставит преграду между человеком и Богом, человек сам свои отступлением от любви к Богу отделяет себя от Него, от Божественной искры в себе. Это незамедлительно сказывается на отношении человека к мирозданию, человек после совершения греха сам себе сознательно определяет статус как бы изгнанника, чужого в окружающем мире, отдельного от него, причём изгнанного за дело, за грех. И, надо думать, именно эта новая появившаяся «заноза» разрушает изначальную веру каждого человека в то, что он изначально создан как повелитель, господин мироздания (не потому, что он Бог, а потому, что Бог с ним), а главное – разрушает изначальный союз (Завет) Отца Бога Всемогущего и человека. Так, неизбежно (и заслуженно, ибо это происходит не иначе, как по воле Бога) назначив себя изгнанником и пленником, человек в этих новых стеснённых условиях вынужден как-то устраивать свою жизнь. Лишив сам себя возможности повелевать Ангелами, слугами (то есть зверями), предметами одним только мысленным словом, человек вынужден буквально «карабкаться» и цепляться, учась пользоваться своими слабыми руками и подвернувшимися вещами… довольно скоро, на основании этого ограниченного опыта, приходит убеждение, что именно от этих предметов (природных стихий, рукотворных богов, а также страстей человеческих) и зависит выживание на этой враждебной, проклятой земле. Так появляется языческий пантеон, так появляется, в частности, и поклонение рукотворным богам. Как уже говорено в других местах, сегодня поклонение рукотворным богам, валам, проявляется как вещизм, страсть окружать себя вещами, приобретать всё новые вещи, независимо от их ненужности, страсть размножать эти вещи способом массового промышленного производства, и проч. Но, поскольку этот культ появляется как следствие разлада с Богом и появления соответствующих «заборов» в голове, и все эти культивируемые вещи являются лишь более или менее неудачными «костылями» и «подпорками», то неудивительно, что такой культ омерзителен Богу, Который учил другому. То есть зачастую человек, вместо того, чтобы озаботиться исправлением своей падшей природы (и проклятия земли), начинает искать обходных нелегальных путей, неизбежно попадая в рабство к ложным богам.
Только Жертва Величайшая способна выкупить человека из этого рабства и погибели, скрывающейся в нём.
Это небольшое отступление призвано пояснить, что вещи, возводимые в культ, после принятия, причащения Святой Жертвы – теряют свою власть над человеком, поскольку Жертва платится за восстановление изначальной природы человека богоподобного и, следовательно, не нуждающегося ни в каких костылях и подпорках. Есть только одно важное условие: причащение Святых Христовых Тайн должно быть невозбранным, то есть человек должен раскаяться в своих злых поступках (и отказах от добрых поступков), которые низвели его в падшее состояние. И только после такого полного раскаяния человек может надеяться на милость Божью, как дано в Завете, чтобы получить дары Духа Святого, чтобы вновь стать, как боги.
Собственно, описание начал построения общин, данное Иисусом Христом, как раз даёт понять нам, как практически должна реализоваться в христианском укладе эта свобода от ложных богов ваалов и маммоны. Если вспомнить исследования старинного крестьянского быта по литературе, по материалам этнографических музеев, то немудрено прийти к мысли, что именно так в течение долгих веков и хранился уклад общинный, весьма близкий к изначальному апостольскому. Какие-то предметы имеются в этом укладе, но они минимальны: это самые обыкновенные топор, коса, цеп, меч, удочка или сеть, лодка, упряжь, санки, минимум домовой утвари, украшения столь простые, сколь изысканные, минимум книг (но какие книги!)… Обыкновенно это трактуется как бедность уклада, на самом же деле здесь надо видеть следование Христову Завету, осознанное и вошедшее в народную традицию стремление не обременяться вещами. Кстати здесь видны обычай и стремление окружать дом и множеством разнообразных животных, то есть слуг. Так же, обращает на себя внимание некоторый игровой, игрушечный характер отношения христиан к своему быту. Так, исследователями отмечено, что экономические мотивации не играли сколько-нибудь заметной роли в традиционном крестьянском сословии .
Без пространных пояснений понятно, что такой тип общины может быть устойчивым в течение сколько-нибудь длительного времени ТОЛЬКО при условии полного благоприятствования, благосклонности Бога к такой общине. А такая благосклонность может зависеть не столько от детального следования общины бытовым установлениям, сколько от того, насколько КАЖДЫЙ отдельный член общины является верующим в Бога и любящим Его, насколько любовно исполняет Завет. То есть, усердным исполнением второй евангельской заповеди (в данном контексте – детальным следованием каким-то общинным рецептам) невозможно компенсировать недостаток веры и святости. В качестве попыток такой компенсации мы знаем примеры общин т.наз. тоталитарных сект да и протестантских тоже. Любовь братская не в состоянии заменить всеблагости Бога.
Если Апостолам, великим Святым был дарован Дух и возвращено подобие Божье, то их способность чудотворения это как раз проявление изначальной способности человека обходиться без «костылей», без вспомогательных устройств, приспособлений (как электричество, например). Что же касается материального обеспечения, просто следует иметь в виду, что, если человек находится в союзе с Богом, значит, всё необходимое для него Бог, Который знает о человеке всё наперёд, уже обеспечил, и надо лишь уметь увидеть нужное вокруг себя. Таким образом, практически снимается необходимость заранее предусматривать всё нужное в самых мельчайших и несущественных деталях, и мыслительная способность тем самым освобождается для более важных проблем, обыкновенно остающихся у язычников за рамками планирования (то есть проблем этического плана, единственно важных в христианстве). С этим подходом сходна, до некоторой степени, идеология японских нинзя, которые специальными (впрочем, «обходными») приёмами и учениями раскрепощают, избавляют от шаблонов своё видение и сознание с тем, чтобы мгновенно и самыми нетрадиционными способами использовать имеющуюся обстановку и предметы для выполнения поставленной задачи. В христианстве же полноценная версия такого подхода воспитывает в человеке качества, например: при любых обстоятельствах неунывающ, находчив, собран, целеустремлён, подтянут, сварит кашу «из топора», других насытит, сам поест, и песню сложит и споёт.
Понятно, что такой подход несовместим с образом жизни «развитых» языческих сообществ (или с позаимств), где принято связывать себя «складами и обозами» вещей нужных, полу-нужных, хранимых «на всякий случай», то есть попросту балластных, бесполезно отягощающих.
При таком подходе становится важным не способ осуществления того или иного чуда, а способность внятно сформулировать задачу, что именно нужно для её выполнения, как именно будут использованы предметы и обстоятельства (то есть условия, предоставленные Господом), какие именно Ангелы испрашиваются у Господа для реализации задачи. Для такой формулировки требуется ясность мыслей, крайне желательно развитое образное мышление, требуется представить себе ближние и дальние последствия просимого чуда, а в особенности – чтобы не совершить при этом греха в отношении Бога и людей. То есть акцент переносится с материального ресурсного обеспечения на оперирование целостными («стратегическими») образами и предусмотрение последствий этического плана. (Ср:. «Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный», Мф. 5, 48)
Что касается собственности на вещи, то могущество власти над предметами материального мира таково, что позволяет христианину обходиться без многочисленных вспомогательных устройств («костылей») и таким образом минимизировать этот «обоз», который бывает у язычников весьма и весьма обременительным, как мы знаем.
Таким образом, выглядит совершенно излишней усиленная интеграция христианского сообщества, совокупности таких сообществ (то есть Церкви), в денежные и хозяйственные дела, устраиваемые по языческому типу, в государственную и мировую экономику, в товарообмены и финансовые потоки. Разумеется, речь идёт о Церкви, хранящей верность Завету Христову, а не преданию и заповедям человеческим. Надо думать, именно к чрезмерной такой интеграции в мiр относится упрёк ангела Христова из апокалиптических посланий к церквям: «Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою» (Откр. 2, 4).
Практика закрепления монастырей на возможно более крупных земельных угодьях и привлечения множества закреплённых (закрепощённых) работников была, скорее всего, оправдана в период, когда началось наступление апостасии, а христианство, напротив, уходило в оборону. Такие плацдармы, снабжая разнообразными ресурсами христианские «цитадели» в преддверии «осени» и «зимы» христианства (когда в общественном устройстве начинали преобладать государственнические и потребительские приоритеты), в значительной мере обеспечивали им неподвластность этим поветриям мiра. Всё же, такая тактика обеспечения материальной независимости христианских анклавов имеет достаточное обоснования лишь в ограниченных исторических условиях отступления христианства и усиления язычества. Это, по мере дальнейшей постепенной потери святости, в конце концов не могло не привести к почти самодовлеющей концепции финансовой самостоятельности Церкви и «экономики прихода», то есть завуалированного служения маммоне. В периоды же, когда язычество, дотоле массовое и почти победившее, являет свою полную несостоятельность, когда семена Христовы прорастают в самых разнообразных житейских условиях (см. притчу о сеятеле), когда вновь многими людьми завладевают чаяния о спасении, когда от великой святости таких «бастионов» христианства остаётся лишь отблеск, воспоминание и далёкая память в Предании, когда в Церковь проникает, усиливается и пытается довлеть синагога, когда самым практичным советом становится «вспоминайте жену Лотову» – в эти периоды надо вновь обращаться к учению Спасителя в его чистоте.
Продолжение см. в первой реплике
|
