ИванКл.
православный христианин
|
Весь бредок в том, что Абсолют, в котором заключено все высшее сознание, как вам
сказать... скучает... Не то слово... Скажем просто: от полноты абсолютного бытия своего
стремится к своей единственной противоположности, к абсолютному Нулю, к Ничто,
которое притягивает Абсолют как единственная реальность вне Его. ...Самоуничтожение - единственный вид деятельности для Абсолюта: зная все, Он стремится к сладостному исчезновению, но так как сразу перейти от полного-то бытия к нулю весьма и весьма загадочно, немыслимо даже для Творца, то..его чудовищное стремление к самоуничтожению выражается в
том, что Он постоянно отчуждает, низводит Себя на низшие ступени духа, сначала
низводит до уровня метагалактического сознания, потом все ниже и ниже, с трудом, по
порядку, так степенно, наконец, появляемся мы, ангелы, потом вы - человечество, а
отсюда недалеко и до всяческих вшей и минералов. А вши и минералы - это уже всего-
навсего гаденькое, мутное полуощущение; почти конечная цель Творца; почти Ничто; но
до полного небытия дойти... не так просто; тайна сия велика есть... тяжек путь к Ничто...
Анти-Голгофа... И сам акт творения, и его результат - мир, как вы видите, всего лишь
средство для Творца, чтобы покончить самоубийством, истечь через творения Свои в
Ничто...
...Видел я пространства изломанные, неземные. Видел тварей разных, шипящих,
недоумевающих; видел демонов исчезновения, рождающихся из ничего и мгновенно в
ничто превращающихся; их трепет и лет; видел лик их мгновенный в злобе и ненависти, и,
не находя исхода всей злобы своей, с вихрем проносились они, обращаясь в ничто.
Видел я призраков, ныряющих в пустоту, ищущих то, чего не существует. Целую вечность
ныряют они и ныряют в пустоту, бессильные охватить несуществующее.
Видел младенцев, лающих на свое отражение.
И вдруг словно все остановилось в моем сознании. Закричал я и стал опускаться куда-то
вниз, в бездну... и воплотился снова на земле, но в виде собаки, ненасытной и огромной.
И все вокруг сумасшедшего дома бегал.
Цель бытия моего была: подвывать голосам безумных и находить в этом тишину и
успокоение.
Тогда и человеческое сознание вспыхивало: тихо так, умиротворенно и отсутствующе.
Потом уж понял я, что если и возникает во мне, прожорливой собаке, человеческое
сознание, то только бредовое, немыслимое.
Так и бродил я, выл и кусался, полоумных детишек в реке топил, полусобака-
полушизофреник.
А лес-то кругом стоял, лес! Наш, расейский, незабвенный в краске и чарах своих диких
вознесся над сумасшедшим домом!..
Потом опять меня понесло - туда, туда, в неземное, деградировать.
Видел я Трех Гусей в ореоле мрака.
Из глаз их смрад коричнево-черный шел; а на дне глаз - танцы черного небытия
сгущались в одну неподвижность. И возопили Гуси туда, где я ничего и не видел: "Дай
нам! Дай... Не потом, а сию же минуту... Дай... сию же минуту!" И от свиста голоса их
"сию же минуту" стали оборачиваться они в кору, в кору дерева, крепкого, корявистого... И
крики их, исходящие изнутри, не слышны были, а лишь бились ветвями деревьев в небеса.
Видел я одиноких паразитов, ползущих по солнечным мыслям Отцов Наших и впивающих
сок их в задумчивости и смрадно-бессмысленном обособлении.
Так и застывают они на ветвях мирового сознания, все зная и ничего не зная. Но
довольные, как сопли мира сего.
Второй раз я был на земле птицей придурковатой: часть мозга во мне вообще
отсутствовала. Но летать - высоко летал. Над лугами, над городами с церквами Божьими
и, может быть, над Самим Господом. Но так, в практическом-то смысле, ничего не видал:
зерна еле клевал, засыпал там, где птицы не спят, на ногах держаться не мог по глупости.
А околел мигом, возлетев над миром Божьим; камнем покатился вниз, к земле-матушке,
только сознание человеческое на миг вспыхнуло, да и то сознание, когда я дитем был,
почти младенческое; вскрикнул я так, падая, и подумал, ясный весь: "И велик же Господь
простор для младенцев создал"; и-их! полетел на мертвые камни!
В неземном же, после второго пришествия моего на землю в виде придурковатой птицы,
был мрак и знамение.
Я еще ликовал, но все больше мертвел, а приглушенное, бесчувственно-мертвое ликование
еще больше меня сжирало.
Я уже был на том свете только мертвый комочек самопожирающего ликования.
Видел я скота в темном плаще; он шел по сжимающейся вселенной, а внутри него рыдал
ангел, которого он не замечал и никогда не чувствовал.
Видел я также странную призрачную фигуру, от которой вся Вселенная погружалась в
ясный, но какой-то не касающийся ее сущности свет; даже твари - те твари - пожирали
друг друга в нежных женственных лучах. Эта фигура плакала и хоронила; но кого? все
гробы были пустые.
Видел я облик и невыносимую реальность существ, которых нет, не было и никогда не
будет; они только могли бы быть, если б абсолютно все было по-другому и сам Бог не
походил бы на Себя.
Они выли в несуществующее, и их такой же несуществующий вой гулко разносился в
каждые уголки Вселенной. И они трясли своим особым, непредставимым бытием; как
птицы у окна, бились о стены существующего. Я целовал и впитывал в себя их вопль, в
котором чудились мне оттенки страшного хода событий, который не произошел и почти
не мог произойти.
Потом около моего мокрого комка субъективности проносились похожие на лопоухих
черные насупленные твари.
Они питались своими самовыделяющимися мыслями и ничего не могли сознавать и
видеть вокруг; и эти мысли были для них - весь мир.
Эти твари представляли из себя какую-то абсолютную клетку, включающуюся в себя
абсолют.
Меня облепляли также своим сознанием и тленом другие, юркие, змеиные твари,
существующие в мире, достигнувшем предела; они терзали меня своими бессмысленными
вопросами; помню, что какое-то огромное ползущее видение, тень от которого текла от
одной звезды к другой, совсем придушила меня своей Единой, Вечной, никогда не
скончаемой мыслью. Были существа просто без всякого сознания, но странно
раздражающие и мучающие своим существованием.
Вдруг я почувствовал, что весь мир, все тварное и все абсолютное, обратили на меня свое
мутное, прямое внимание; в эту минуту мне показалось, что вся Вселенная остановилась и
смотрит на меня, гогоча своей сущностью; вдруг появился Кто-то родной, наверное,
Творец, родной, меня создавший. Точно Творец воплотился в видимость. И тут - о, как
это было ужасно, склизко! - я вдруг увидел, что Он, Творец, Радетель, - в то же время
чужой, враждебный, дикий и холодный; как же так, родил, а чужой, создал, а далекий?!
И так мне кроваво стало, нехорошо, точно нить какая-то, и логическая, и жизнерадостная,
порвалась. Нить между мной и всем. А Он, родимо-чужой, выкрикнул вдруг на меня,
словно был маской: "Кончайся".
Потом все пропало, меня долгое время тоже не было; потом я стал хохотать; мелко так, не
по-человечески: какие уж здесь люди; и вдруг воплотился. И началось мое третье
пришествие на землю. На этот раз в виде вши.
Ползал я, кажется, больше по трупам; эдакий был любитель мертвой крови. И все меня
хоронили. Точнее, хоронили людей, но я, вошь, во гробу единственно живой был.
Громко хоронили, помпезно-надломно, с музыкой. И все плакали, плакали. Особенно
девушки, такие молодые, чистые, бого-вдохновенные... Иной раз в мертвом носу я совсем
живо чувствовал, что они не своих любимых хоронят, а меня, меня, вошь; и по мне - вши
- так плачут и тоскуют... О!.. Но сознание редко, совсем редко вспыхивало; одна кругом
темень была, мрак беспросветный. Я уже тогда трепет вечного Нуля чувствовал. Меня
быстро давили, схоронив в могиле, но я возрождался - эдакое переселение душ - в виде
другой вши и все время упорно трупной. Много-много со мной похоронили, в цветах, в
церквах Божьих.
В форме последних вшей я уже совсем отходить стал; вялая такая я стала, безжизненная
вошь, холодная; и даже кровь трупная меня не согревала; музыку вдалеке только слышал
неземную.
Там, где все будет, появился я еще один, последний, раз, после вши, но все было по-
другому. Куда рыла-то подевались, не знаю. Видел я хаос и многоликое плюральное
движение. Быстрый мне здесь конец был.
Рев, рев прошел по Вселенной, Господом созданной. И увидел я искаженные Лики
Дублеров Бога Нашего, Единого, Самого Абсолюта. "Двойники, двойники Бога", -
подумал я, завизжав, когда они ринулись на меня.
Но это были скорее не двойники, а дублеры, дублеры Абсолюта: упыри плюральности
мира сего. Я видел множество качающихся, кружащихся миров, точно таких же, как наш; и
точно так же там был виден лик Божий; их было много, много, Единых Богов, много таких
же извивающихся Абсолютов.
Потом они стали воплощаться, воплощаться в дикие земные символы. Это были
одинаковые, но время от времени все до единого изменяющиеся обозначения: то свиные
хохочущие морды, жующие свое абсолютное знание; то какая-то стая непрошенных
благодетелей с визгом проносилась вокруг меня; то открывались некие святые лики,
параноидные в своей святости; то целая толпа бесконечно всемогущих грозно окружала
меня...
Я уже не видел различия между Абсолютом и его двойниками; потом все они стали
путаться между собой, точно стараясь проникнуть друг в друга: и в то же время они не
могли этого сделать - только дергались, замкнутые в себя... Но при чем тут был я?!. Как
все существующее было ужасно, но я ликовал. Наконец-то, наконец-то. Как я этого ждал.
Или еще что-то было, или его не было?!. Только знаю: вдруг стон прошел по всей
Вселенной... И я... я... вы думаете, что наступил час моего четвертого, последнего,
пришествия на землю?.. О, совсем не так... Я был на земле... Но неземное и адекватное
слились для меня там в единое.
Я уже чувствовал холод Вечного Ничто; оно втягивало меня в себя; но мог ли я его
достигнуть?!
И последнее, что я могу передать: я был слоновьим калом; да-да, слоновьим калом
большого индийского слона, кланяющегося людям в светлом и шумном цирке. Можно ли
выразить эту степень существования?!
Но я еще хорошо запомнил улыбку Бога на себе...
|