Каринский Сергей
православный христианин
Тема: #52426
Сообщение: #1812967
23.01.06 13:35
|
На поверхности конфликта речь шла о выборе между традиционной для науки того времени идеей, что в центре Вселенной находится Земля (геоцентрическая картина мира) и новой (если не считать некоторых догадок, высказанных еще в античности) теорией Коперника (гелиоцентрической картиной мира), предложенной им в опубликованной почти за сто лет до рассматриваемых событий, в 1543 г., работе «Об обращении небесных сфер». Стоит напомнить, что с точки зрения современной физики ни та, ни другая теории не могут претендовать на истинность и спор между ними бессмыслен.
В основе же конфликта лежало сложное переплетение идей, мотивов и факторов, некоторые из них мы и попытаемся указать.
Напомним вкратце суть дела, при этом нас будет интересовать, какие проблемы обсуждались в этом диалоге и какие факторы влияли на его ход.
Во-первых, в научном отношении теория Коперника не была лучше обоснована, чем теория Аристотеля-Птолемея, что вообще является обычной ситуацией смены научных парадигм (если принять основные положения работ Томаса Куна).
Во-вторых, геоцентрическая теория была тесно переплетена с философией Аристотеля, на которой основывалась тогдашняя философия и богословие. Таким образом, принятие, или просто само свободное обсуждение теории Коперника должно было вызвать критический анализ философии Аристотеля, что в свою очередь провоцировало пересмотр богословия, базирующегося на этой философии. Некоторые участники этого диалога, защищая геоцентрическую теорию, защищали тем самым привычную для себя форму богословия.
В-третьих, несмотря на попытку Галилея вести спор в естественнонаучных рамках, он почти сразу был переведен в богословскую плоскость и перешел к проблемам толкования Священного Писания и соотношения Откровения и науки.
Рассмотрим это подробнее.
Одним из главных мест Священного Писания, на которое ссылались противники теории Коперника, было из книги Иисуса Навина.
«Иисус воззвал к Господу в тот день, в который предал Господь [Бог] Аморрея в руки Израилю, когда побил их в Гаваоне, и они побиты были пред лицем сынов Израилевых, и сказал пред Израильтянами: стой, солнце, над Гаваоном, и луна, над долиною Аиалонскою! И остановилось солнце, и луна стояла, доколе народ мстил врагам своим. Не это ли написано в книге Праведного: «стояло солнце среди неба и не спешило к западу почти целый день»? И не было такого дня ни прежде ни после того, в который Господь [так] слушал бы гласа человеческого. Ибо Господь сражался за Израиля» (Нав 10:12–14).
Раз Солнце было остановлено – значит до этого оно двигалось вокруг Земли.
Разумеется, то, что Священное Писание не всегда следует толковать буквально, знали и во времена Галилея. Но, по словам кардинала Беллармина, одного из образованнейших иерархов того времени:
"…(Тридентский) Собор запрещает толкование Священного Писания, противоречащее общему согласию Отцов Церкви. И если Вашему Преподобию будет угодно перечитать не только их труды, но и современные комментарии к книгам Бытия, Иисуса Навина, Псалмам и Екклесиасту, то Вы обнаружите, что все единогласны в утверждении ad literam (буквально), что Солнце находится на своем небе и движется вокруг Земли с известной скоростью, а Земля находится на огромном расстоянии от неба и является неподвижным центром мироздания. Теперь со свойственной Вам предусмотрительностью посудите сами, способна ли Церковь терпеть толкование Священного Писания в смысле, противоположном как Святым Отцам, так и греческим и латинским комментаторам. И здесь не может быть ответа, что это, мол, не вопрос веры: ибо если это и не вопрос веры ex parte obiecti (в отношении данной темы), то это вопрос веры ex parte dicentis (в отношении говорящего (то есть в данном случае Святого Духа))…"
Другими словами, если придется признать, что нечто, содержащееся в Священном Писании, понималось церковью ранее неправильно, то тем самым будет подорвано доверие ко всему Священному Писанию, точнее, к способности церкви его толковать.
Галилей настаивал на том, что Бог доносит до людей истину двумя путями: как через Священное Писание, так и через «великую книгу природы». По поводу требования Тридентского Собора придерживаться в любом вопросе традиционного толкования, относительно которого Святые Отцы пребывали в полном согласии, Галилей замечает, что о подобном согласии имеет смысл говорить лишь в том случае, когда речь идет:
«…о тех заключениях, которые были обсуждены и рассмотрены со всех сторон, и по поводу которых затем все Отцы Церкви пришли к соглашению, какие именно из этих заключений следует принять, а какие отвергнуть . Но подвижность Земли и неподвижность Солнца не относятся к подобного рода заключениям. Этот вопрос в былые времена был устранен из поля зрения или заменен другими вопросами; поэтому он вообще не рассматривался и не имел ни приверженцев, ни противников. Можно подумать, что Святым Отцам просто не приходило в голову заниматься его обсуждением
Следовательно, недостаточно сказать, что все Святые Отцы наставали на неподвижности Земли и т.д., и это является вопросом веры (de fide). Необходимо было бы доказать, что они осудили противоположное мнение.»
Тут намечается определенная герменевтика, касающегося того, как следует понимать высказывания Отцов Церкви. Стоит подчеркнуть, что сама герменевтическая проблема была весьма реальной и требовала решения.
Можно пойти дальше Галилея. В ХХ веке Коллингвуд предложил так называемую «логику вопроса и ответа»: чтобы оценить истинность или ложность некоторого утверждения, недостаточно знать само утверждение (как это предусматривается в классической логике Аристотеля), надо еще знать, ответом на какой вопрос оно является. Каждое утверждение является ответом на явный или подразумеваемый вопрос, не зная которого невозможно понять смысл данного утверждения.
Являются ли слова об остановке Солнца по молитве Иисуса Навина, пусть косвенным, но ответом на вопрос о том, какая из моделей верна: геоцентрическая или гелиоцентрическая? Скорее всего, нет. Можно пытаться восстановить те вопросы, ответом на которые является данный эпизод. Например, среди этих вопросов может быть такой: «Что значит избранный народ?» Но астрономии, очевидно, эти вопросы касаться не будут вообще. Значит, и в ответе, то есть словах книги Иисуса Навина, не идет речи об астрономии.
Вряд ли кто-то будет использовать в наше время книгу Иисуса Навина для опровержения теории Коперника. А вот для опровержения некоторых современных научных теорий нечто подобное в наше время делается христианами достаточно часто. Так что проблема того, как толковать Библию и как толковать толкования Библии, остается актуальной.
Вернемся к Галилею. Интересно отметить: для кардинала Беллармина недопустимой была сама мысль о признании того, что церковь ранее в чем-то ошибалась. Это бы подрывало единство церкви, которое как раз и опиралось на положение о безошибочности церкви как института. Для Галилея же неприемлемым было отрицание истин (как он их понимал), которые открываются при изучении природы и которые для него были ничуть не менее важны, чем истины Священного Писания. Действительно, как утверждал Галилей, и Священное Писание, продиктованное Святым Духом, и природа, сотворенная по замыслу Создателя, происходят из одного источника – Божественного Слова. Но если Писание, чтобы оно стало понятным простым людям, было изложено обычными словами и выражениями, буквальный смысл которых порой весьма далек от истины, то природа содержит Божественную истину непосредственно, в неупрощенном и неадаптированном виде. Поэтому если наблюдается видимое расхождение между Священным Писанием и законами природы, надо стремиться толкование первого приспособить ко второму, а не наоборот.
Понять Галилея можно: ученый не мог примириться с отвержением того, что он воспринимал как истину, хотя после всех «приключений» науки в ХХ веке уверенность Галилея в абсолютной объективности законов природы может представляться несколько наивной.
Отметим еще несколько особенностей ситуации.
Огромное влияние на спор о геоцентрической и гелиоцентрической картине мира оказывала политическая ситуация в Европе. XVI и начало XVII века проходят под знаком Реформации и Контрреформации. В разгаре Тридцатилетняя война, в которой, по предложению Валленштейна, стали применять наемные армии нового типа: солдатам не платили жалованья, они служили за право свободно грабить местное население; в результате население Германии за 30 лет уменьшилось почти в 3 раза. Католики воевали против протестантов, однако французские католики (кардинал Ришелье) снабжали деньгами протестантов, а не католиков. Протестанты, как впрочем и испанские католики, обвиняли папу в пособничестве еретикам. Папе приходилось исходить из интересов пользы текущего момента.
Чтобы что-то менять в вероучении, да и вообще для любых перемен это был очень неподходящий момент.
Кроме того многие авторы (особенно католические) отмечают, что в «деле» Галилея существенную роль сыграл скверный характер последнего. Галилей решился на публикацию главного своего произведения, отстаивающего теорию Коперника – «Диалога о двух главных системах мира» – в связи с тем, что новым папой под именем Урбана VIII стал в 1623 г. Маффео Берберини, человек большого ума и высокой культуры, не раз высказывавший свое личное почтение и восхищение по отношению к Галилею (трактат последнего «Точные весы» папе настолько понравился, что его читали ему во время обеда). Папа одобрил идею написания новой книги, посвященной теории Коперника, и в личной беседе дал Галилею подробные указания о том, как именно надо трактовать центральные вопросы в будущей книге. Каково же было удивление папы, когда при выходе книги в свет он обнаружил, что его идеи Галилей вложил в уста Простаку, «персонажу, не вызывающему особого уважения, представленному с уничижительной насмешкой». Личные симпатии или антипатии, кажется, сыграли в «деле» Галилея не последнюю роль.
Наконец, не всегда ясно осознаваемым участниками базисом спора был, лежащий вне компетенции естественных наук богословский, антропологический спор о месте человека в мире (Ср. ернический по форме пассаж А. Лосева в «Диалектике мифа»: «А я, по грехам своим, никак не могу взять в толк: как это земля может двигаться? Учебники читал, когда-то хотел сам быть астрономом, даже женился на астрономке. Но вот до сих пор никак не могу себя убедить, что земля движется и что неба никакого нет. Какие-то там маятники да отклонения чего-то куда-то, какие-то параллаксы… Неубедительно. Просто жидковато как-то. Тут вопрос о целой земле идет, а вы какие-то маятники качаете. А главное, все это как-то неуютно, все это какое-то неродное, злое, жестокое. То я был на земле, под родным небом, слушал о вселенной, “яже не подвижется”… А то вдруг ничего нет, ни земли, ни неба, ни “яже не подвижется”. Куда-то выгнали в шею, в какую-то пустоту, да еще и матерщину вслед пустили. “Вот-де твоя родина, – наплевать и размазать!” Читая учебник астрономии, чувствую, что кто-то палкой выгоняет меня из собственного дома и еще готов плюнуть в физиономию. А за что?»). Недаром в ХХ веке З. Фрейд говорил, что является продолжателем дела Коперника и Дарвина по развенчанию нарциссических иллюзий человека относительно собственного величия. Более того, переход к гелиоцентрической картине мира не был просто сменой астрономических теорий, он означал принципиальное изменение типа мировоззрения, являлся выражением перехода к новой методологии научных исследований, к «галилеевской физике», так что спор об астрономии действительно не мог быть отделен от религиозных проблем. Церковь, как кажется, не смогла ни ясно осознать сути этих проблем, ни найти их приемлемого решения кроме как путем «снятия» самой естественнонаучной проблемы, что означало устранение от решения проблемы антропологической.
Как известно, спор Галилея с церковью закончился вынужденным отречением от теории Коперника – научный спор был подавлен вненаучными аргументами.
Особенность феномена науки в том, что наука признает только свои, внутренние, «научные» критерии истинности. Можно спорить с этими критериями, но нельзя их перечеркнуть, не перечеркнув при этом и саму науку. Для ученых, по существу, встал вопрос: или перестать заниматься наукой, или внутренне, а затем и не только внутренне, дистанцироваться от церкви, по крайней мере в том, что касается их научной деятельности. В результате пути науки и религии разошлись надолго, может быть, навсегда.
Сам шестидесятидевятилетний Галилей именно в оставшиеся ему после отречения девять лет жизни создал свои главные работы по динамике. В них не обсуждалась теория Коперника, но именно эти работы Галилея составили основу новой «философии природы», в конечном итоге заменившей учение Аристотеля в результате усилий ряда ученых. «Как только эта новая философия смогла бы утвердиться, геоцентризм не воспринимался бы уже никем всерьез…» К сожалению, многие уже не могли воспринимать всерьез и церковь, связавшую себя с геоцентрической теорией и противопоставившую себя науке.
Можно задать себе вопрос: какие задачи стояли перед Католической церковью во время «дела» Галилея?
Во-первых, необходимо было выработать принципиальное отношение к науке, соотнести бурно развивающееся естественнонаучное знание и Откровение. Для этого необходимо было увидеть и решить некоторые богословские проблемы, прежде всего, проблемы экзегетики (герменевтики) Священного Писания и святоотеческих писаний.
Во-вторых, перестроить на новом уровне, учитывающем вызов новых научных идей, христианскую антропологию; эта перестройка неизбежно должна была затронуть весь корпус богословских дисциплин.
В-третьих, при этом необходимо было сохранить единство церкви, что возможно различными путями, имеющими либо долгосрочную, либо краткосрочную перспективу. Таким образом, этот вопрос затрагивает самые основы церковной жизни, а также богословия, прежде всего, экклезиологии.
|
