Валерия Игоревна
православный христианин
Тема: #45585
Сообщение: #1510027
24.08.05 10:51
|
//Поймите меня как отца. Ситуация могла бы быть несколько иная, если бы дочь познакомила меня со своим молодым человеком, хотя бы что-то сказала о их планах. Ну как-то по человечески. А получилось так, что меня всячески ограждали от общения с этим человеком, мотивируя тем, что я свою дочь могу опозорить . может быть своими взглядами или еще чем-то. Может быть тем, что религиозный и верующий православный человек. Были у нас разговоры и на эту тему. Но все бесполезно.//
Уважаемый Игорь Васильевич, быть может для Вас окажется полезным мой рассказ об отношении ко мне моих родителей, и в частности отца, когда у меня началась дружба с молодыми людьми.
Сейчас я тетенька почти сорока лет, соответственно, юность моя пришлась на конец семидесятых – начало восьмидесятых. Мои родители в то время были неверующими, особенно отец. Он даже не давал согласия на мое крещение в детстве, потом его все-таки уговорили, но крест надевать на меня он не разрешал, срывал его и вообще к религии у него было довольно отрицательное отношение.
Что касается тогдашних нравов, то внебрачная беременность молодой девушки все же была порицаема, а для школьницы и позорна, хотя такие случаи и бывали. Поэтому многих моих одноклассников родители начинали в подростковом возрасте усиленно «контролировать», пытаясь не допускать ранних романов и запрещая встречаться с мальчиками/девочками. (Надо сказать, что безуспешно, просто молодежь училась конспирироваться, заметать следы и покрывать друг друга.)
Мой первый роман случился в девять лет – безумная любовь! Конечно, родители это всерьез не восприняли, но надо мной не смеялись, не укоряли, мы с моим мальчиком переписывались-встречались, даже целовались. Мы с ним расстались, когда он попытался меня изнасиловать (конечно, едва ли что вышло бы, но такая «игра во взрослых» меня ужасно напугала; кстати сказать, мы были ровесниками). Маме я об этом сказала, она не стала жаловаться, но, очевидно, какие-то выводы сделала.
А вот с 14 лет у меня начались разные знакомства с молодыми людьми. Никаких запретов на меня не накладывали, но поставили обязательным условием (правда, очень тактично), чтобы я всех, кто бы у меня ни был, приводила к нам домой и встречалась бы только дома. А знакомства были такие, могли смутить искушенных в педагогике людей, чем мои простые родители: ребята 20-ти лет и старше, хотя бывали и ровесники. Но мои родители не читали никаких педагогических трудов, а только сказали, что я сама взрослая и должна понимать, что делаю. Впрочем, хотя я о происхождении детей узнала еще в шесть лет от старших подруг во дворе, но не торопилась овладеть практической стороной дела, меня привлекали в первую очередь межличностные отношения, было интересно познакомиться поближе с психологией, что ли, людей другого пола – какие они, инопланетяне-мужчины.
Итак, все мои кавалеры приходили ко мне домой, мы могли оставаться далеко за полночь, но никогда в мою комнату родители не входили, а если надо было войти, то стучали, никогда нас не разгоняли, я не слышала ни единого упрека или насмешки. Один из знакомых семьи даже чуть ли не неделю жил у нас (в комнате родителей), а он, кстати сказать, уже имел две отсидки.
И вот на фоне таких отношений меня кладут в 14 лет в больницу. В гинекологию. Дело в том, что у меня с 8 лет регулярно случались острые приступы, но никак не могли установить их причину. Детских гинекологов тогда не было, а в 14 лет мой врач решила направить меня на обследование в консультацию, и там обнаружили запущенное воспаление. Меня стали лечить, и я еще несколько раз лежала в этом отделении.
У отца же был друг – «внештатный сотрудник милиции», стукачок, попросту говоря. И он, не знаю из каких побуждений, сказал отцу «по секрету», что я лежу на аборте. Все следующие стационарные лечения он истолковывал так же. Отец поверил – правда, не задался вопросом, почему я лежу по три недели, а не три дня, как обычно, и почему мне проводят курс лечения.
А в 18 лет я совершенно неожиданно для всех, для родителей в первую очередь, оставила учебу и пошла работать в храм. Для отца это был большой удар, он никак не мог понять меня, еще недавно члена атеистического отдела в политическом секторе комитета комсомола моего учебного заведения. Но друг дал понятное «объяснение» и этому поступку: меня совратил поп, я с ним живу («оперативная информация»). Короче, обманули девочку. – Если бы отец ходил в храм, он мог бы узнать, что я даже в сторожке почти не бывала, исповеди священник проводил общие, я с ним вообще почти не пересекались.
А потом этот друг-не-разлей-вода резко пропал из нашего дома, и отец даже слышать о нем не хотел, едва ли не матом ругаясь в его адрес.
И только спустя много лет я узнала от матери, какой он возвел на меня поклеп. Узнала и то, что отец не один год, начиная с моих 14-ти, «хранил секрет моего падения», мучаясь и переживая за меня, в том числе и из-за «связи» со священником, ничего не говоря даже матери, всё храня в себе. И только по случаю он как-то с нею поделился этими «тайнами». А моя мать знала, что я лежала не с абортом, а с воспалением, т.к. сама присутствовала в кабинете гинеколога, куда мы с нею пришли (она провожала меня, т.к. были сильные боли), и врач ей всё объяснила; и что я оставалась девицей, ей тоже было известно, как и позднее – во время работы в храме.
Мать это и сказала отцу, и тот своего «друга» крепко послал куда подальше.
НО!
Я была поражена, когда об этом узнала, поведением отца. – Он ни в чем не изменил своего отношения ко мне, ни в чем не позволил себе ни тени неуважения, порицания, не умалил любви. Я ВООБЩЕ ни о чем не догадывалась!
И это при том, что он очень и очень сильно переживал за меня – и за «падения», и из-за того, что я «ломаю» себе религией жизнь, гублю карьеру, вообще ставлю на себе крест. Мало того что стала верующей, так и вообще вышла из социума, «отказалась» от образования, а отец очень хотел, чтобы я его имела «вышку», тем более, что всё у меня складывалось очень успешно.
И неизвестно, что больше причиняло ему боль: мои ли «падения», или «уход в веру». Второе, пожалуй, было ему даже горше, в силу отрицательного отношения к религии и особенно к «церковникам». Но и первое же ведь небезразлично – несмотря на нецерковность, мы же все имели традиционные представления и о семье, и о чести, а тем более если уж говорить об абортах несовершеннолетней девочки, как он думал.
НО!
Хотя он не мог уже скрыть переживаний по поводу моего выбора (работа в храме), но он с уважением отнесся к нему. И тоже не позволял себе ни насмешек, ни упреков, не давил на меня, хотя и пытался уговорить меня продолжить образование, но проявлял при этом большую душевную деликатность. Он ждал, терпел, любил, ни в чем не менял своего ко мне отношения. А ждать ему пришлось очень долго, по-настоящему смириться с полным крахом, казалось бы, всех своих надежд на будущее дочери, выбравшей себе непонятную дорогу, странную судьбу, такую отличную от его представлений, такую неправильную, на его взгляд. Его девочка губит себя, сама того не понимая…
Мне казалось, что я хорошо знаю своих родителей, но чтобы отец сумел проявить такой такт, подняться над собственным эгоизмом, своими амбициями – честное слово, я была поражена им, неверующим человеком с традиционными представлениями о семье, человеком очень простым и не искушенным в тонкостях этикета, тонкостях воспитания и проч. и проч. высоких материях.
Но родители действительно любили меня и потому за меня боялись – они знали, что запреты могут ожесточить, что они бесполезны в юношеском возрасте, только научат обману, а я по неопытности легко могу дойти до настоящей беды, и может действительно случиться что-нибудь страшное, уж лучше путь ситуация будет под контролем, раз нельзя избежать нежелательных отношений.
Матери тоже было далеко не всё равно, и она очень не хотела моего раннего брака (как в собственном смысле, так и того, чтобы я стала малолетней матерью-одиночкой), но гораздо больше боялась другого. Помню, она несколько раз мне говорила: «В жизни всякое бывает; но если с тобой что случится – ни в коем случае ничего с собой не делай!» Она имела в виду внебрачную беременность – и чтобы я из-за страха и стыда что-нибудь с собой не сделала (суицид, покалечилась, уехала и т.п.). [Но когда я лет в 16–17 загорелась заняться парашютным спортом или дельтапланеризмом, мама перепугалась еще больше. Как говорила, она почти молилась: «Господи, уж лучше пускай она замуж выйдет, чем с парашютом прыгает!» – Господь сохранил и от того, и от другого :)]
Так что из нескольких зол родители предпочли выбрать меньшее. Но именно такой подход и сохранил меня, отношение ко мне и обстановка были такие, что и мне даже в голову не приходило уйти из дома, хотя по складу своего характера и ранней самостоятельности я запросто могла бы решиться на такой шаг, подобно тому, как решилась уйти из социума и ничего не боялась, моего заработка мне вполне хватало. А если бы я действительно оступилась, то знала, что родители меня не заклюют и не станут изводить нотациями. Впрочем, ранняя моя самостоятельность приучила меня и к ответственности. И мне не нужно было из чувства протеста отстаивать свою взрослость.
Мои же подруги, за чьей нравственностью тщательно «бдили», встречались тайком, и кого-то едва не изнасиловали, кто-то едва дождался совершеннолетия, чтобы через замужество уйти из дома, кто-то родил вне брака.
Я не к тому, чтобы всё пускать на самотек, но надо очень много настоящей любви, огромного такта, рассуждения, чтобы не толкнуть детей на крайности, к которым они в это время и без того склонны. А соблазн авторитарного решения проблемы, применения родительской власти очень велик. Но это маленьких можно силой заставить что-то сделать или удержать от чего-то, а с повзрослевшими детьми это уже никак не проходит.
Описанное мною – ситуация несколько наоборот, чем Ваша. Но схожа в том, что дети делают свой выбор, который безусловно ошибочен, почти фатально ошибочен, с точки зрения родителей и который может привести к тяжелым последствиям, по их мнению. Игорь Васильевич, конечно, Вы очень и очень переживаете за свою девочку, за совершаемый ею грех. Для Вас, как человека верующего, поступок дочери однозначно греховен, неправилен. Но поймите, что нынешней молодежи сейчас ОЧЕНЬ непросто. Мне-то, конечно, было легче: уже в самом раннем детстве верующие бабушки стали мне внушать, что внебрачная связь – большой грех, что мальчиков и мужчин надо стесняться, а также и сама нравственная атмосфера тех лет, и разумное поведение родителей помогли мне не совершить ошибку. Но, главное, и Господь хранил почему-то.
Уверена, что и Вы, в меру своего понимания и сил, тоже старались, как могли, по-христиански воспитывать свою дочку. Но – «что выросло, то выросло»; все мы люди. Она уже взрослая, время запретов прошло. Если не удалось воспитать ее так, чтобы она вела себя, как Вам хотелось бы, надо смириться и молиться за нее и вести себя таким образом, чтобы она не постеснялась бы прийти домой, если поймет, что была неправа, чтобы ей не было стыдно признаться в своей ошибке, чтобы не пришлось возвращаться, как побитой собаке, глотая боль и унижение. У каждого человека есть совесть; что грех, а что нет – она, я уверена, и сама знает; наше же дело – щадить самолюбие ближнего, чтобы не ожесточить его сердце.
Знаете, мне за двадцать лет церковной жизни приходилось, к огромному сожалению, много раз наблюдать, как из самых лучших побуждений (из искренней заботы о ближнем, из страха Божия) верующие родственники (родители, дети, супруги и т.д.) своим неверным обращением с близкими отталкивают их от веры и от Церкви, часто навсегда. Чем? Именно обличением, указанием на жизнь во грехе, нетерпимостью, чрезмерной ревностью о правильном поведении, иногда – зуде наставить ближних своих на путь истинный. И бывает, что не только словами, но и очень красноречивым молчанием, что тоже не редкость и, увы, не менее действенно. Можно быть весьма выразительным ходячим укором. За этим – однозначное осуждение и чувство собственной правоты или даже праведности.
И этим отталкивают так, что повзрослевшие дети, которых с детства или нежной юности регулярно водили в храм и причащали, запрещают своим верующим родителям встречаться с внуками, даже не дают их крестить. И такие знакомые есть у меня. Увы, не один человек! Возможен и более мягкий вариант: дети разрешают водить бабушкам-дедушкам внуков в храм, но сами туда ни ногой, и дома не заботятся об их христианском воспитании. Увы, и таковых достаточно! Вы же не хотите этого?
Поэтому очень важно, чтобы Вы теперь сумели выбрать правильную тактику поведения. Вам уже многие советовали постараться наладить отношения и с дочкой, и с ее парнем. Это разумно, но надо проявлять большой такт.
Вам удается соблюдать заповеди Господни? Слава Богу! Вы имеете больше дерзновения за молитву о своей девочке. Она же еще жива, ее еще терпит Господь. Еще есть надежда! Молитесь! А ее не укоряйте, пусть она знает, что может всегда и во всем положиться на Вас. Невозможно не переживать за ребенка. Но чрезвычайно важно, чтобы родительский дом, «начало начал», был в ее жизни «надежный причал».
Помните, в житии ап. Иоанна Богослова есть случай, когда отрок, которого он поручил одному епископу, стал разбойником? Узнав об этом, апостол пошел в его банду и, догоняя устыдившегося юношу, говорил: «Сын мой! Обратись к отцу своему и не отчаивайся в падении своем; грехи твои я приму на себя»…
Дай Бог нам всем подобной мудрости, любви и терпения, особенно к нашим близким, тем более детям...
Простите великодушно, если чем-то смутила. Мой рассказ сильно отличается и от традиционных педагогических советов по воспитанию, и тем более от тех советов по христианскому воспитанию детей и семейному домостроению, которые можно прочитать в наших церковных книжках. Это мой реальный опыт юности, юности безбожной, но он оказался очень разумным и удачным. И хотя все люди разные, однако любовь и снисхождение к слабостям и ошибкам ближних нужны очень и очень. Дети же наши помогают увидеть нам наши собственные немощи, то несовершенное, что в нас самих требует исправления, но что по-другому мы никак не можем разглядеть в себе и признать.
А я вот, уже такая взрослая тётя, до сих пор с благодарностью вспоминаю и до сих пор, поверите ли, удивляюсь поведению своего отца. От мужчины я меньше всего могла бы ожидать и такой любви, и такого такта. «Жизнь прожить – не поле перейти». Нет чисто черного и чисто белого. В теории одно, а жизнь наших близких очень часто сильно отличается от того, какой бы мы хотели ее видеть. Надо учиться принимать то, что есть, близких – какими они есть, учиться строить отношения, просить Бога управить ко спасению судьбу и близких, и собственную. Чего-то требовать мы можем только от себя, а других склонить к чему-то можно только терпением и любовью, а не вламываясь с наставлениями, как жить, в чужую судьбу («Скажешь мне, что делать – услышишь, куда пойти») и не топча по-хозяйски чужую душу (даже если это твое кровное дитя – всему свое время!).
Помощи Божией Вам и Вашим близким! Простите еще раз, я очень сочувствую Вам и очень хорошо понимаю Ваши переживания.
С уважением, Валерия Игоревна
|