Заева Ольга Владиславовна
православный христианин
|
Я решила подвести итоги темы 28035 "Еще раз о сознании - что, где, когда".
Думаю, всем участникам все же стало понятно - ни о каких научных доказательствах решения проблемы феномена сознания в настоящее время не может быть и речи.
Для любителей поиска доказательств в школьных учебниках я далее цитирую отрывок из работы Полкинхорна "Наука и богословие", где он сделал прекрасный обзор состояния проблемы в настоящее время.
Пока же я получила согласие одного честного безверующего Ксендзюка, что научного доказательства способности мозга сознавать в настоящее время нет. Всех несогласных с его утверждением прошу вопросы задавать ему. Я считаю, что тема 28035 таким образом достигла той цели, которая и была поставлена - обнаружить, что никакого доказательства основной доктрины атеизма - способности материи сознавать нет.
Прежде чем цитировать Полкинхорна, хочу написать следующее. Участники темы 28035 знают, что я вела ее исходя из позиции дуализма. Три больших мужа Божия - Полкинхорн, Барбур, Пикок - не разделяют позиции дуализма и более того, считают ее устаревшей и редко уже кем разделяемой. Я верю им на слово, тем более что это же пишет и Пенроуз. Итак дуализм устарел. Я верю, что это так. Но я хочу знать причину - почему устарел дуализм? У всех четырех я ищу объяснения и у всех четырех получаю ответ -
"Потому что трудно понять как дух взаимодействует с материей".
Вот такой ответ, точно как Тихонов мне писал. И все, и больше ничего, устарел - потому что "трудно понять".
А ведь по словам самого Полкинхорна
********
Доминирующей стратегией в западном мышлении нового времени — с I по начало XX века — был дуализм, идея того, что люди состоят из двух разных субстанций: материальной и ментальной. Интеллектуальным святым - покровителем этой точки зрения был Рене Декарт
Д. Полкинхорн. Наука и богословие.
*********
Итак, дуализм был доминирующей концепцией с 1 по 19 вв. И понять было не трудно. А вот теперь стало трудно.
Что же случилось? Совершились новые научные открытия? Нет, никаких. Наоборот, некоторое открытое говорит в пользу дуализма, Пенроуз пишет про это. Так что же случилось? А ничего не случилось, просто стало трудно понять. Было легко, стало трудно. Иначе говоря, изменился менталитет. В какую сторону - видеть легко, в сторону духоматерии, эзотерики. В равной степени как и материализм недоказанной. Но просто "понимаемой легко".
Тревожный я бы сказала симптом.
А мне трудно понять другое - как на основании "трудно понять" отвергается концепция, одна из основных в христианстве на протяжении 19 веков. Я бы понимала, если бы были приведены хоть какие-то научные данные. Абсолютно ничего - просто "трудно понять". Словно остальное понять легко, включая и парадоксы квантовой механики и теории относительности.
Но отвергнув дуализм, теоретики христианства входят в область, где действительно понять становится трудно. Во первых сразу возникают два из трех парадоксов атеизма - нарушение самоидентификации и свободной воли. Мозг все же не микро, а макрообъект. И какая по большому счету разница, как образовался этот самый сознающий мозг - эволюция ли сотворила или Бог сотворил. Но ведь что бы его ни сотворило - результат то будет один. И парадоксы результата никуда не денутся.
Довольно сложно становится утверждать бессмертие человека с распадом мозга. Конечно на Бога надеяться можно и должно христианам, СИ вон тоже по этому пункту только на Бога и надеются, в силу материальности себя...
И главное возражение. Все же до приписывания Богу тела, которым является космос теоретики христианства пока не дошли. А раз не дошли - придется все же признать, что дух таки взаимодействует с материей, и не только взаимодействует - еще и творит ее. Хотя понять и трудно, но без этого христианства нет. Так что христианам понять все же придется, факт реальности взаимодействия налицо, во всяком случае в христианстве.
Интересно, что Пикок вполне такое взаимодействие допускает и понимает, и более того, высказывает мысль, что оно может происходить путем введения информации в материю. Вот у Бога может, а у человека - трудно понять. Хотя одна и та же информация присутствует и в кодировке в материальном мозгу, и в ощущении человеком этой кодировки, и просто просится на роль связника.
Вот изложив некоторые эти мысли, далее цитирую замечательный текст Полкинхорна по вопросу положения с феноменом сознания в настоящее время.
******************
СОЗНАНИЕ
Самое замечательное из известных нам событий космической истории после Большого взрыва — это зарождение сознания. Таким образом, вселенная осознала самое себя посредством человечества. Как сказал Блез Паскаль, человек — это «мыслящий тростник», который величественнее звезд, — поскольку мы знаем их и себя, а они не знают ничего.
Все мы обладаем сознанием, но не имеем никакого фактического представления о его источнике. Достаточно сильный удар молотком по голове ясно покажет связь между сознанием и мозгом, но что это на самом деле за связь — предмет нескончаемого спора. В размышлениях над проблемой сознания существует определенная сложность, поскольку его наличие неотъемлемо от нашего опыта. Иначе говоря, не будь у нас сознания, у нас не было бы вообще никакого знания. Самоанализ просто выявляет настоящий предмет нашего размышления — то, чем сознание занято в данный момент, но сознание как таковое остается при этом настолько же неуловимым, и настолько же необходимым, как воздух, которым мы дышим.
Философия сознания
В работах современных философов, касающихся природы разума, можно выделить два направления. Разница между ними возникает из-за различного подхода к высказываниям относительно опыта деятельности сознания,
продиктованным простым здравым смыслом. Такие высказывания - о восприятии розового пятна, о некоем Джоне как надежном или ненадежном человеке, об ощущении зубной боли, об ощущении жажды или простом желании пить — соответствуют тому, что большинство людей считают основными составляющими разумной жизни. Согласно одному из направлений, эти высказывания заслуживают доверия, и, исходя из этого, именно им нужно найти объяснение как основополагающим явлениям. Согласно второму направлению, эти высказывания — привычные заблуждения, вроде фразы «Солнце восходит», хотя на самом деле Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот.
Те философы, которые, как Джон Серл, склонны признать мнения, продиктованные здравым смыслом, считают, что к обиходным фразам следует относиться серьезно, поскольку они были отобраны длительным опытом повседневной жизни, и если бы они были совершенно ошибочными, они бы уже давно подвергли существование человечества опасности. Те, кто придерживается противоположного мнения, как Дэниел Деннетт или Патрисия и Пол Черчлэнд, не принимают во внимание такого рода фразы, считая их проявлением так называемой народной психологии, иначе говоря, традиционными способами высказывания о явлениях, которые на самом деле обладают совершенно иным характером. Философы такого направления часто обращаются к весьма эксцентричным мыслительным упражнениям в поисках источника для понимания. Например, они могут спросить: а что, если на самом деле вы — один только мозг, который некий злодей-ученый содержит в чане с химикалиями и постоянно поддерживает у вас уверенность, что вы существуете в каком-то теле? Или задать вопрос: а что случится с человеком, если его мозг будет разъят на две половины неким жестоким хирургом, и каждое из полушарий будет трансплантировано в головы двух однояйцовых близнецов? Чтобы допустить возможность таких гротескных операций, необходимо уже иметь ответы на некоторые вопросы, касающиеся сознания и мозга. Многие посчитают, что спокойнее положиться на собственный действительный опыт восприятия и его совпадение с мнениями других людей.
Другая знаменитая философская (и богословская) проблема, имеющая длительную и спорную историю, касается предопределенности и свободы воли. Мы, конечно, считаем, что это мы решаем, что нам делать, несмотря на психологические исследования в области подсознательной мотивации, говорящие, что у нас на самом деле гораздо меньше пространства для маневра в этой области, чем мы обычно признаем. И, действительно, обладаем ли мы тем, что философы называют «свободой безразличия» (действительно свободным выбором между А и Б), или же то, что кажется нам свободным желанием и действием, имеет общее основание в каком-то более глубоко обусловленном механизме нашего мозга, и нам только кажется, что мы совершаем реальный выбор. Наука сама по себе мало чем может нам помочь в решении этой проблемы. Да, современная физика отвергла модель мира-часов, но тот вид случайности, что свойствен квантовым процессам, очень далек от произвольности действий человека. Вопрос о свободе воли — вопрос метафизический поэтому и решение его должно быть метафизическим. Многие богословы предпочтут принять за основу присущее человеку ощущение свободы морального выбора и ответственности за него. В современной науке нет положений которые могли бы это запретить.
По мнению многих мыслителей, человеческая свобода тесно связана с человеческой рациональностью. Если бы мы были полностью детерминированными существами, что могло бы дать нам гарантии, что наша речь представляет из себя нечто сознательное? Разве тогда звуки, издаваемые нами, и знаки, которые мы пишем на бумаге, не были бы просто следствием автоматических действий? Всем сторонникам детерминистических теорий, социально-экономических (Маркс), сексуальных (Фрейд) или генетических (Докинс и Е.О.Уилсон), можно было бы порекомендовать тайно отречься от них в своих же интересах, спасая собственные идеи от самоотрицания.
Настало время обсудить некоторые из этих вопросов в деталях, рассмотрев кое-какие конкретные предположения.
Функционализм
Одна из наиболее популярных стратегий редукционизма при рассмотрении взаимоотношений между разумом и мозгом — предположение, что эти взаимоотношения основаны на переработке информации, превращающей входящие данные — сигналы, полученные от среды, в выходные данные — различные виды двигательной активности (включая речь). Таким образом, дискуссия переходит в чисто функциональную плоскость.
Принимающие такую точку зрения часто пытаются выразить ее с помощью физикалистской модели мозга-компьютера. Их поощряет тот факт, что наше нейронное строение имеет некоторое сходство со строением компьютера, особенно такого, который основан на обработке параллельных матриц, хотя, конечно, мозг неизмеримо сложнее, а особенно в том, что обладает гораздо большей степенью связности компонентов, чем любой из современных компьютеров. Победные заявления поборников теории искусственного интеллекта о том, что «мыслящие машины» уже вот-вот будут созданы, подкрепляют эту «компьютерную теорию». Видные сторонники функционализма —Деннетт (считающий, что мыслительные процессы — результат беспорядочной конкурентной борьбы, в процессе которой множество параллельных нейронных компьютеров создает «множественные проекты», и из них побеждает один) и Фрэнсис Крик (чья работа в основном состоит в интересном описании того, что известно как нейрофизиология визуального восприятия). Несмотря на претенциозное заглавие книги Деннетта («Сознание объяснено»), ни один из авторов даже близко не подошел к убедительному объяснению фундаментального для человека ощущения самосознания. С функциональным подходом к сознанию существует еще немало серьезных проблем.
Если мозг— компьютер, возникает вопрос: а кто его запрограммировал?
Обычный ответ на этот вопрос: эволюционная необходимость отточила нейронные процессы для того, чтобы они отвечали требованиям выживания. Разумеется, в этом ответе может содержаться истина. И все же сложно поверить, что он предлагает полное и точное объяснение всем мыслительных
способностей человека.
Наши мыслительные способности серьезно превосходят то, что можно с уверенностью приписать требованиям естественного отбора. Например, какой ценностью для выживания обладает человеческая способность понимать субатомные процессы квантового мира или структуру космического пространства? Считать такой излишек умственных способностей только счастливым случаем, побочным продуктом какой-то более приземленной необходимости. кажется неубедительным. То же самое можно сказать и о других человеческих способностях.
Заявление социобиологии о том, что этические нормы соответствуют неким скрытым стратегиям, направленным на генетическую жизнеспособность вида, также неубедительно. Широко распространенный феномен альтруизма — способность на серьезные жертвы ради блага другого — нельзя полностью объяснить за счет «кровного альтруизма» («Я спасаю своих детей потому, что они обладают моими генами») или «взаимного альтруизма» («Я помогу тебе, потому что рассчитываю на твою помощь в другом случае»). Все это мало объясняет, даже косвенно, мотивацию того, кто спасает из горящего дома не имеющего с ним кровного родства незнакомого человека с большим риском для самого себя.
Даже учитывая то, что эффективная обработка информации действительно должна способствовать выживанию, непонятно, почему она должна также включать в себя самосознание. На самом деле фокусировка сознания на себе может даже помешать человеку распознать опасность, грозящую «снаружи». На этом факте основано использование безличных — без участия человека — систем контроля безопасности на опасных производствах. Роджер Пенроуз возродил так называемый аргумент математической логики, который, по его мнению, показывает, что человеческая мысль превосходит все, что возможно достичь с помощью компьютера. Он апеллирует к работам логика Курта Геделя. Последний показал, что в любой достаточно сложной аксиоматической системе, которая содержит метематические величины (например, если в ней есть величины нескольких порядков 1, 2, 3...), всегда существуют теоремы, которые хотя и могут быть сформулированы в Рамках этой системы, но они не доказуемы внутри нее. Такая система была бы| аналогична программе, запущенной на мировом компьютере, — так называемой машине Тьюринга. Доказательство этого фундаментального и поразительного вывода зависит от формулировки высказывания (геделианского предложения), истинность которого математики признают, но которое не проверяется исходя из логики рассматриваемой системы. Пенроуз считает, что это доказывает превосходство математического мышления человека над компьютерным. Такое заявление вызвало горячие споры, но Пенроуз стойко защищает свою позицию.
Еще один аргумент в защиту утверждения об ограниченном характере компьютерной модели — философское иносказание Серла о китайской комнате. Вы сидите в запертом помещении. Через решетку люди подают вам кусочки бумаги с написанными на них иероглифами. Вы находите соответствующие иероглифы в большой книге, которую вам дали, и срисовываете соседние с ними иероглифы. То, что вы нарисовали, вы протягиваете сквозь другую решетку. Вы не имеете никакого представления о том, что происходит, но на самом деле, те иероглифы, которые вы получаете, — это вопросы на китайском, а то, что вы срисовываете,— осмысленные ответы на них. Таким образом, понимание того, что происходит, содержится не у вас в голове (в компьютерном процессоре) и не в большой книге (программе). Пониманием происходящего владеет только автор этой книги. Компьютер может оперировать синтаксисом, но не семантикой, он может следовать заложенным в него грамматическим правилам, но ему недоступен смысл. А ведь понимание фундаментально для человеческого мышления. Это утверждение также вызвало горячие споры, но и Серл удерживает свои позиции. Одна из характеристик компьютерных программ - то, что они могут работать на любом пригодном носителе (силиконовые чипы, или искусная система трубопроводов и шлюзов, или еще что-нибудь). Если люди все-таки не «компьютеры из мяса», возможно, причина этого нечто специфическое в | самом этом «мясе»?
Эмержентизм
Существует гораздо более туманное, но и гораздо более правдоподобное предположение, что сознание — свойство, созданное биологическими системами достаточной степени сложности. Это утверждение не обязательно предполагает позицию физикализма, хотя оно и совместимо с тем утонченным физикализмом, который проповедует Серл. Последний хоть и не отрицает важности концепции сознания, но считает, что идея о возникновении сознания в связи с образованием форм жизни все возрастающей сложности не более проблематична, чем идея возникновения ощущения влажности при скоплении достаточно большого количества молекул Н2О. У нас уже был повод оспорить это утверждение (глава 3, «Редукционизм и холизм», подраздел Физикализм). Положение Серла, хотя и можно назвать материалистическим, но оно не столь радикально, поскольку мышление все-таки существует. Это положение, однако, не в состоянии преодолеть огромную пропасть между такими физическими явлениями, как работа нервной системы (какой бы изощренной она ни была), и простейшими психическими переживаниями, например, когда речь идет о простом визуальном восприятии красного цвета. Два эти языка кажутся совершенно несовместимыми в том случае, когда дело не в молекулах и влажности (в последнем случае общим фактором будет энергия). Поэтому мы возвращаемся к рассмотрению аналогии, которая может нам немного помочь.
Комплементарность
Свойства волн и частиц тоже кажутся несовместимыми, однако не только квантовые объекты действительно обладают и теми, и другими, но (в противоположность тому, что часто утверждается в философской литературе) мы действительно понимаем, как решается этот кажущийся парадокс. Ключ к этому решению — открытие Дираком теории квантового поля. Поскольку поле обладает свойством распространения, оно обладает свойствами волны. Когда поле квантуется, оно приобретает дискретную счетность, характеристику квантовой механики. Предположим, что его энергия приходит импульсами, множеством квантов разного вида, имеющих свойства, в точности совпадающие со свойствами частиц. Детальное рассмотрение позволяет понять, как этот фокус получается. Благодаря принципу суперпозиции (см. глава 2, «Квантовая теория», подраздел Принцип наложения /совмещения (суперпозиции)) квантовое поле может находиться в состояниях, представляющих собой смесь состояний, соответствующих определенному количеству частиц. (С точки зрения классической физики, это, разумеется, невозможно. В ньютоновском мире должно быть обязательно какое-то конкретное количество частиц п, не больше и не меньше. Их всегда можно сосчитать.) Именно такие состояния с неопределенным количеством частиц и соответствуют состояниям с волновыми свойствами (технически — с определенными фазами). Другими словами, именно это квантовое свойство неопределенности позволяет совместить противоположности, выраженные дуализмом волна/частица.
Если бы удалось применить «мораль сей басни» шире, то, видимо, двухаспектный монизм, теория разума/материи, мог бы стать возможным, если бы он так же, как и квантовая теория, смог включить в себя некоторую степень внутренней неопределенности. Конечно, при нашем современном состоянии знания это лишь догадка по аналогии. Мы не можем в деталях проверить, как это_предположение работает, но при обсуждении сознания ни у кого нет других средств, кроме махания руками. Однако размышления в этом направлений уже дали кое-какие результаты.
Многие авторы, вооружившись различными стратегиями, уже предположили, что квантовая теория сама по себе может послужить источником
искомой неопределенности. Одна сложность этой идеи в том, что квантовый
эФфекты обычно действуют на атомном уровне или ниже, тогда как мозг|
кажется исключительно сложной системой макроуровня. Следовательно
многие уже пытаются найти микроскопическую субсистему, которая, по их|
мнению, должна играть значительную роль в нервных процессах и которая была бы настолько мала, чтобы подходить для действия квантовых эффектов (что напоминает об опрометчивом предположении Декарта, что душа
находится в шишковатой железе). Одним из примеров тому может послужить гипотеза Пенроуза о том, что мелкие внутриклеточные структуры, называемые «микротубулами», играют важнейшую роль в образовании сознания. (Кстати, нетрудно заметить, что современные дуалисты, такие как сэр Джон Экклз, делают сходные предположения по поводу того, что именно может служить связующим звеном [«контактным мозгом»], посредством которого разум согласует свои действия с материей мозга.) Альтернативой этой «микроскопической стратегии» служит гипотеза о том, что разум каким-то образом в целом связан с квантовым состоянием мозга. Сложность здесь в том, что, к примеру, кора головного мозга выглядит как вполне классический (а не квантовый) объект. Когда она подвергается длительному изучению в ходе трепанации черепа, она никак видимым образом не изменяет ментальной активности и не затрудняет ее.
Другим решением проблемы могло бы стать размышление о роли макроскопической неопределенности. Это потребовало бы онтологической интерпретации теории хаоса, какая нами уже обсуждалась в данной книге (глава 2, «Хаос и теория сложности»). Причинность, основанная на энергетических взаимодействиях между составляющими, с одной стороны, и
причинность, определяемая нисходящим действием активной информации — с другой, чем-то напоминают взаимодополняющее взаимодействие материального и ментального. Здесь может быть намек на то, как связаны друг с другом мозг и сознание. И все же ясно, что сегодня мы еще очень далеки от разрешения наших затруднений по поводу происхождения и природы сознания, хотя оно и составляет основу всего нашего знания и опыта.
ЛИЧНОСТЬ И ДУША
Важнейшее для человека понятие — это понятие «непрерывной личности», связывающей золотоволосую юность с седой старостью. (По крайней мере это так для западной мысли. В восточной традиции отдельная личность чаще считается иллюзией, от которой необходимо освободиться. В данной книге мы будем придерживаться западной точки зрения.) Одна из привлекательных черт дуализма заключается в том, что он наделяет каждого человека духовной составляющей — душой, которая выступает в качестве носителя личности и которая обеспечивает каждому идентификацию в этой жизни и за ее пределами. Однако, смысл предшествующего аргумента был в том, чтобы, отвергнув дуализм, воспринимать человека как психосоматическое единство — «скорее одушевленное тело, чем воплощенную душу», согласно известной фразе. Именно так древние иудеи, видимо, представляли себе человечество, и такой психофизиологический способ описания —доминирующий, хотя и не единственный, в Библии. Согласно одному из тех немногих пунктов, касающихся человечества, по которым сейчас наблюдается значительное единство мнений, люди должны восприниматься как единства, а не как некие духовные существа, живущие в плотских телах.
Это не значит, что теперь следует воздерживаться от разговора о душе вообще - такой запрет представлял бы значительную сложность для богословия. Это скорее означает переопределение понятия «душа». По существу, оно должно означать «истинное Я». Разумеется, это «истинное Я» — не просто тот материал, который составляет мое тело в какой-то определенный момент моего существования. Атомы в каждом из нас постоянно заменяются путем еды и питья, а также благодаря износу, следовательно, они не могут быть источником нашего ощущения «непрерывной личности». Скорее, наоборот, можно предположить, что личность складывается из какого-то невероятно сложного структурного образования («узора»), согласно которому организована материя. Современные человеческие возможности не позволяют объяснить, чем в точности характеризуется этот «узор», что в нем изменяется (например, как появляются новые воспоминания), а что остается прежним (и определяет, что именно этот конкретный человек продолжает жить). Отказ от компьютерной модели мозга/разума объясняется тем, что аналогия души с некой суперпрограммой, выполняемой «железом» тела, считается совершенно неподходящей. Однако эта жалкая аналогия, по крайней мере, указывает в правильном направлении, предполагая, конечно же, перенос ее на совершенно иной уровень для соотнесения с глубочайшей сложностью человеческой природы.
Как и при обсуждении любого вопроса, касающегося человечества, в этой дискуссии рано или поздно наступает «фаза махания руками». И все же точка зрения, говорящая о необходимости одновременно признать как психофизическое единство, так и существование того компонента, который обеспечивает идентификацию личности, уже давно существует в истории философии. Аристотель говорил о душе как о «форме» тела, другими словами, он тоже представлял душу как структуру. Это направление мысли было воспринято Фомой Аквинским, который отверг платоновский дуализм, доминировавший в западном христианском мышлении со времен Августина. Такой взгляд считается наиболее распространенным и среди современных богословов.
Д. Полкинхорн. Наука и богословие. ББИ. Серия Богословие и наука. 2004 г.
*************
С уважением ко всем участникам темы 28035, Ольга.
|
