Дорогие Андрей и Лариса,
спасибо вам за добрые слова!
Когда мы разговаривали с Евгением, я долго думал, насколько будет корректным
в контексте данной темы использовать исторически перегруженный термин "ИГРА".
В "культура" декаданса свойственно переопределять как смысл термина непосредственно,
так и его семантические поля. Как частная иллюстрация этому - политкорректная
лексика. Как общая - эволюционная (вот еще пример перегруженного термина), дарвино-фрейдовская
методология, чаще всего выходящая за границы своей применимости и претендующая
на право описания всех наблюдаемых нами явлений, с приводящими к некорректным
(с точки зрения христианина) аналогиям из-за неправильно проставленных акцентов
или полного переопределения начального смысла как то: брачные отношения между
Христом и его Церковью / брачные игры животных. Вот еще пример: на вопрос "чем
мужчина отличается от женщины" какой признак различия первым приходит в
голову?...
Будучи по сути антихристианской, современная культура не воспитывает, она индоктринирует
человека, и уже в фоновом режиме мышления весь спектр ролевых отношений между
мужчиной и женщиной сводится к одному - половому.
Все это не позволяет высказываться не опасаясь быть неправильно понятым. Мы
как будто опять вернулись во времена, когда и богословствующим, и обуздывающим
свой язык необходимо заново "подбирать Богоприличные слова".
Сейчас я думаю, что в ряде случаев я хотел бы уйти от идеи "ИГРЫ". Я думаю
что для иллюстрации"процесса со смыслом" подойдет и "игра", но, похоже, в Библии
уже есть устоявшаяся терминология, описывающая интересующие нас отношения -
это терминология "ЗАВЕТА".
Итак:
Отношения завета предполагают сочетание благословений и ответственности.
В этой связи в Писании существует два вида нарушения этих отношений. Первый,
это когда получающий заветные благословения не берет на себя ответственности
за них; этот грех называется блудом. Второй, это когда взявший на себя ответственность
завета, нарушает его; этот грех называется прелюбодеянием. Оба понятия Библия
использует не только применительно к людям (например - Осия 4:14), но и к
народам (например - Иеремия 3:6-9). Мы восторгаемся такой метафоричностью
библейского языка, но не исключено, что это вовсе не метафора, а терминология
завета. Каков же был порядок заключения заветных отношений, с которыми сталкивался
каждый еврей? Как обычно вступали в брачные отношения юноша и девушка (пусть
у них будут типичные еврейские имена, скажем, Иван да Марья - Иоанн и Марьям)?
Вхождение в брачные отношения проходило тогда в три этапа - Клятва (заключение
завета), Обручение (обновление завета) и Возвращение жениха (свершение завета).
Характерной особенностью первого этапа являлось то, что ни жених, ни невеста
участия в нем не принимали. Они могли даже не знать о нем и, более того, как
один из будущих супругов, так и оба могли быть на этот момент еще младенцами.
Ответственность за этот этап лежала на папах Вани и Маши - отец жениха приходил
для переговоров к отцу невесты.
Поначалу переговоры носили чисто деловой характер, когда же папы достигали
согласия, отец невесты приносил в жертву пару птиц или животное (ягненка,
козленка или бычка), в зависимости от достатка, изливал кровь на землю и аккуратно
раскладывал в два ряда разрубленные туши животных. После этого оба папы обменивались
клятвой отдать своих детей друг другу и скрепляли эту клятву, проходя босиком
по крови между разрубленных туш животных и призывая на свою голову всевозможные
проклятия в случае нарушения этой клятвы. Заветный союз был заключен, закланных
животных приготовляли в пищу и начинали пировать, отмечая событие. Когда пир
заканчивался (то ли к вечеру, то ли через несколько дней), отец жениха возвращался
домой, и жизнь продолжалась своим чередом, за одним исключением: Ваня и Маша
существовали теперь лишь друг для друга. Они были женихом и невестой. Любое
нарушение этих отношений, то ли по воле одного из них, то ли из-за изменившегося
решения одного из отцов, отныне считалось прелюбодеянием - нарушением брачного
завета.
Представляете, какие ассоциации возникали у евреев, хорошо знакомых с ритуалом
Клятвы, когда они слушали в синагоге старинную историю об Аврааме? Аврам поверил
Господу, и Он вменил ему это в праведность. И сказал ему: Я Господь, Который
вывел тебя из Ура Халдейского, чтобы дать тебе землю сию во владение.
Он сказал: Владыка Господи! по чему мне узнать, что я буду владеть ею?
Господь сказал ему: возьми Мне трехлетнюю телицу, трехлетнюю козу, трехлетнего
овна, горлицу и молодого голубя.
Он взял всех их, рассек их пополам и положил одну часть против другой;
только птиц не рассек. И налетели на трупы хищные птицы; но Аврам отгонял
их. При захождении солнца крепкий сон напал на Аврама, и вот, напал на него
ужас и мрак великий.
Когда зашло солнце и наступила тьма, вот, дым как бы из печи и пламя огня
прошли между рассеченными животными. В этот день заключил Господь завет с
Аврамом (Бытие 15:6-12, 17-18). Слушатели видели в этом повествовании
заключение Завета между двумя "папами": Отцом-Богом и праотцом всех
верующих Авраамом. Недаром Писание неоднократно говорит о народе Израиля как
о невесте Божьей. Тайна Сына и Духа еще не была открыта, и Бог мистическим
образом воспринимался и как Отец Жениха, и как Сам Жених в Одном Лице.
Тем временем, Ваня и Маша росли, беззаботно играя со сверстниками, и так
продолжалось, пока не приходила полнота времени (Галатам 4:4) - жених и невеста
достигали брачного возраста. Невеста более не принимала участия в детских
играх, а изучала науку ведения домашнего хозяйства. Если она и появлялась
на улице, то не иначе как закрыв лицо вуалью. Наступало время Обручения. Лишь
только жених был готов заплатить мохар, брачный выкуп за невесту (по-славянски
- "вено": Бытие 34:12, Исход 22:16-17, 1 Царств 18:25), он появлялся
в доме родителей невесты с друзьями-свидетелями. Накрывался стол, женщины
(кроме невесты, скрывавшейся на женской стороне дома или за ширмой) подавали
еду, мужчины же вели неторопливую застольную беседу - о новостях, о здоровье
родственников, о приплоде скота, о видах на урожай, и тому подобное.
Ничто не выдавало истинной цели визита, хотя все прекрасно понимали, зачем
пришел Иван, и почему ему так трудно скрывать свое волнение. Когда застолье
было закончено, наливалась последняя чаша, с которой возносилось благодарение
Богу за трапезу, за всех присутствующих, за их хозяйство, за членов их семей.
А после молитвы жених, как бы невзначай, говорил хозяину дома, своему тестю:
кстати, а почему мы не видим дочь твою, Марьям? Все ли с ней в порядке? Здорова
ли она? Отец заверял гостя, что все в порядке и посылал за дочерью. Чуть помедлив,
невеста с покрытым вуалью лицом не спеша (торопливость считалась бы признаком
отсутствия стыда) выходила к гостям. И вот тут наступал самый главный момент:
жених, взяв свою чашу, подносил ее невесте со словами: "это - чаша завета
между мной и тобой, вместе с ней я отдаю тебе свою жизнь". Если невеста
была согласна на такое предложение, она открывала лицо и, приняв чашу, пила
из нее. С этого момента она была обручена своему жениху, и они обладали всеми
юридическими правами мужа и жены, включая права вдовства и наследования имущества.
Обручение было обновлением заветного союза: жених и невеста больше не находились
под старым заветом, за заключение и сохранение которого были ответственны
их отцы. Это был новый завет, заключенный непосредственно между ними двумя.
Хотя невеста имела право отвергнуть чашу, само собой разумеется, все ожидали,
что раз уж дело зашло настолько далеко, она примет ее - в противном случае
событие расценивалось бы как позорное и для жениха, и для отца невесты. Поэтому,
если Маша по какой-либо причине не хотела выходить за Ваню, она, как послушная
дочь, заранее должна была упрашивать своего отца: если только возможно, да
минует меня чаша сия; впрочем, пусть будет не как я хочу, но как ты. И если
такая возможность действительно была, сострадательный отец мог попытаться
уладить этот вопрос с семьей жениха, подыскав тому другую достойную невесту
и заплатив откуп, достаточный на вено для нее. Впрочем, практика расторжения
заветных союзов была крайне редкой, и, как, правило подобные события старались
не разглашать. Так, Иосиф, обрученный муж Марии, матери Господа нашего, узнав,
что Она беременна и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее (От Матфея
1:18-19).
Когда невеста принимала чашу, компаньоны жениха передавали вено ее отцу.
Размер брачного выкупа был оговорен заранее и отражал либо общепризнанные
достоинства невесты, либо знатность ее положения (см. 1 Царств 18:20-25),
либо то, насколько жених ценил свою избранницу. Когда формальности были соблюдены,
муж... разворачивался и уходил. Но перед уходом он говорил жене: "Я ухожу
приготовить нам жилище, и когда все будет готово, я вернусь и заберу тебя.
Когда это произойдет - не знаю ни я, ни мои спутники, знает лишь мой отец.
Ты только жди. Если же случится что-либо непредвиденное, ты знаешь, где я".
Невеста оставалась ждать и готовиться к свадьбе. Чаша завета оставалась у
нее, и она пила из нее в память о своем возлюбленном.
Сам же он возвращался в дом своего отца и начинал обустраивать семейный очаг.
Если в их родовой усадьбе было много пристроек, Ваня, по согласованию с отцом,
мог переоборудовать уже существовавшее жилище; если же нет, предстояло возвести
новое. Отец внимательно следил за его работой, и вот, по истечении некоторого
времени (обычно составлявшего не меньше года), наступал момент, когда он говорил:
"ты готов, сын мой, иди, забирай свою жену". Вне зависимости от
времени суток, Иван бросал все свои занятия, созывал друзей и отправлялся
за столь желанной Марией. Сопровождавшие его друзья восклицали: "Жених
идет!", трубили в рога, и, если было темно, несли факелы. Всякий же,
увидавший их шествие или услыхавший этот возглас, также кричал: "Жених
идет!", чтобы благая весть как можно быстрее достигла невесты и та поскорее
выходила - женихи, они такой нетерпеливый народ!
Процессия подходила к дому невесты и останавливалась на улице. Та, взяв заранее
приготовленное имущество, выходила в сопровождении подруг, и все отправлялись
обратно. Подруги также должны были в любой момент быть готовы к этому событию,
поскольку как только шествие заходило в дом жениха, ворота закрывались. Те
же, кто не успевал зайти вместе со всеми (например - из-за нехватки масла
для светильников), оставались на улице, поскольку невеста к воротам больше
не подходила - ей было не до этого.
Войдя в дом, жених и невеста становились под заранее приготовленной ритуальной
кущей, и над ними читалась молитва благословения, после чего невеста, отпив
из чаши завета, возвращала ее жениху. Тот допивал чашу и, положив на землю,
сокрушал ее своей стопой - она больше была не нужна ни невесте в память о
женихе, ни жениху, чтобы предлагать ее кому-либо еще. Друг жениха тут же отводил
молодоженов в брачные покои, и, вернувшись, объявлял всем, что брачный союз
свершился, после чего начинался свадебный пир, длившийся целую неделю. На
протяжении этой недели невеста ни разу не выходила к гостям - она всецело
принадлежала своему мужу.
Что скажете? Меняем "игру" на "Завет"?
Во Христе,
Андрей Г.
