Александр Смирновв
православный христианин
(невоцерковленный)
модератор
|
(Продолжение воспоминаний из серии "Как я стал верующим". Только для тех, кому интересно!)
(Предупреждение: кто уже знают, как отвратительно я пишу, те не станут терять время на чтение и этой главы. А кто станет читать - не ругайтесь, ибо заведомо предупреждены. Ничего интересного здесь нет, всё старое, скучное, не смешное, даже не поучительное.)
В детстве у меня был школьный товарищ по фамилии Рассказов, большой любитель старинных монет, царских древностей, значков, медалей, и прочих штучек, которые можно было собирать в коробочки. Иногда он доставал какие-нибудь фитюльки из своих коробочек и рассказывал про них подобности, вычитанные из книжек. Объединяла нас тяга к "поисковым экспедициям", которые состояли в том, чтобы лазить по всяким крышам, чердакам, обследовать руины домов, стараясь при этом побывать во всех их закоулках. Зачем мы этим занимались? Есть какая-то необъяснимая романтика заброшенных помещений, в которых если и бывают люди, то стремятся поскорее оттуда убраться. Чердаки, подвалы, руины домов - всё это мы регулярно обследовали без какой-либо цели и без каких-либо полезных результатов.
Крыша школы была нашим излюбленным местом. Это вообще была наша крыша, поскольку кроме нас туда забираться никто не рисковал - это было рискованное дело, неудобная пожарная лестница к прогулкам не располагала. Наверху, где лестница доходила до крыши, она обрывалась, и спускаться обратно с крыши было страшно - надо было висеть держась за хлипкие бордюры и вслепую спускать ноги, пытаясь нащупать там верхнюю ступеньку. Нужно было точно знать, в каком месте находится лестница, чтобы случайно не промахнуться и не спуститься мимо неё.
На школьной крыше было интересно. Старинное, более чем столетнее здание, было насквозь пропитано духом древности и изобиловало следами предыдущих поколений. Cтены школы, выложенные из красных кирпичей, были испещрены именами тысяч учащихся, которые здесь учились за многие годы. На крыше тоже были небольшие кирпичные стенки, и тоже повсюду "гравировка".
Чтобы сделать надпись на кирпиче нужен гвоздь. Или хотя бы осколок стекла. На старинных кирпичах надписи царапать одно удовольствие: если долго тереть острием по одному месту, то рыжая кирпичная крошка постепенно сыпется, и на её месте постепенно образуется углубленная полоса. Из таких полосок и делаются надписи. Кстати, на современных кирпичах так не нацарапаешь. Современные кирпичи делают по какой-то другой технологии, поэтому они изъедены трещинками и хаотичными дырочками, и вообще, как правило, у них такой вид, что строители обычно предпочитают их чем-нибудь снаружи заштукатуривать.
Надписи на крыше относились преимущественно к 1940-50 годам. Наверное, в те времена на крышу можно было свободно ходить через лестницы изнутри, а к нашему времени внутренние лестницы были запечатаны амбарными замками. Мы с Рассказовым тоже не поленились найти на крыше свободные кирпичи и нацарапать на них свои фамилии. Однажды, забравшись в очередной раз на крышу, я неожиданно для себя обнаружил, что кирпич с моей фамилией зверским способом выгрызен из стены - чуть ли не на сантиметр глубиной. Кому и зачем понадобилось уничтожать мою надпись? До сих пор это мне не известно. Я пытался "расколоть" Рассказова - не его ли это рук дело, но он клялся и божился что ничего такого не делал и вообще не понимает, кому бы это могло понадобиться. И в самом деле, кому может понадобиться найти из тысяч кирпичей один-единственный, на котором я нацарапал одно слово, и затем, пользуясь каким-то неизвестным инструментом, этот крипич выгрызть? Технология выгрызания кирпича наводила ужас - он был не просто выдолблен каким-нибудь долотом или отвёрткой, а словно вычерпан какой-то "чайной ложечкой", которая оставила после себя следы полукруглой формы, чем-то напоминающие следы зубов. Так я до сих пор и не знаю, кому и зачем это понадобилось делать, и что за инструмент там применялся, и какой вообще в этом смысл, если никто кроме меня об этом не узнает. Кто-то третий явственно и дерзко проявил себя на нашей крыше, и нам с Рассказовым стало там неуютно. С тех пор мы там бывать стали всё реже и реже...
А однажды мне приснился такой сон, до сих пор помню. Как будто бы мы с Рассказовым обследуем какие-то очередные руины, подвал большого дома. Я объясняю Рассказову о том, как легко и просто можно находить всяческие интересные штучки - достаточно только проявить внимательность, смотреть наблюдательнее... Показываю ему пример, говоря что сейчас поищу, и обязательно что-нибудь найду, смотри! И в самом деле, недолго поискав нахожу какие-то старинные монеты - одну, потом другую.. Рассказов берёт их, рассматривает, говорит, что это очень ценные монеты, которые стоят бешенных денег, завидует мне. Я же говорю ему - прояви внимательность, и сам сможешь найти, просто надо верить, искать, обязательно найдёшь! Попробуй, убедишься сам... Но он не очень-то верит. Он говорит мне, что нашел шкаф. Большой, тяжелый шкаф, который ему бы дома, наверное, очень пригодился. Он хочет чтобы я помог ему тащить этот шкаф к нему домой...
А мне это неинтересно - какую-то старую рухлядь тащить, проще найти какую-нибудь ценную монету, то за неё можно десяток новеньких шкафов купить. Такое у нас с ним противоречие - он считает, что надо тащить шкаф, а я считаю, что это ерунда, что лучше новый шкаф купить а не тащить невесть откуда. Ведь гораздо интереснее искать и находить, радоваться находкам, а не тащить за собой какие-то громоздкие вещи..
Последнее, что я помню из этого сна - как я вылезаю из этого темного подвала, и бросаю обратно, в подвальный проём, монеты, которые нашел. Они мне не нужны - мне было интересно их находить, и я нашел, а зачем они мне? Пусть Рассказов их подберёт - может, ему пригодятся. Я помню, что радуюсь солнцу, и что удивляется Рассказов - почему я бросаю монеты, которые кажутся ему такой великой ценностью?...
Теперь, когда прошло уже много лет, этот сон видится мне как аналогия с моими нынешними исканиями. Мне нравится искать и находить. Информация бывает ценной, и нахожу я её буквально "под ногами", взявшись за исследование любых "руин", будь то древние тексты, или даже просто буквы алфавитов. Не важно что исследовать, везде можно найти что-нибудь интересное. Нахожу, на удивление "Рассказову", который мог бы по достоинству оценить эти находки. Но ему нужен шкаф - то есть систематизация, наведение порядка. Без порядка, без разложения по полочкам - "Рассказов" не может ничего "рассказывать". Но мне совершенно лень тащить этот самый шкаф систематизации. Не предназначен я для этого. Не люблю рухлядь, не понимаю её ценности... Вот поэтому находки свои я фактически выбрасываю - обратно под ноги, в подвал, лишь радуясь тому, что их нашел. В моих исследованиях точно есть много такого, что если бы систематизировать в доступную и научную форму, то получилось бы много полезного для людей. Только зачем? Я не знаю зачем, поэтому демонстративно бросаю эти "деньги" - пусть "Рассказов" возится со своим "шкафом", пусть он собирает монетки в свои коробочки, пусть рассказывает про них истории... Нет у меня "Рассказова", который мог бы грамотно и обстоятельно рассказывать. Если и есть в моей голове "Рассказов" - так и тот без шкафа. Совершенно скучная этадеятельность - пытаться что-то рассказывать, пробиваться сквозь стены отчуждения, доказывать очевидное... Какой из меня расказчик?
Каждый силён в чём-то своём. Если мне дано искать и находить, то я в этом силен. А если мне не дано уметь рассказывать понятно, значит - не дано. Что я пишу, мне не нравится. Терпеть не могу читать самого себя. Так нельзя писать. Но по-другому я не умею, и мой "Рассказов", оставшийся где-то в тёмном подвале, наверное, никогда меня не догонит, не поймёт, и выходя на свет из тёмного подвала будет думать о своих шкафах, а вовсе не о том, какое яркое и доброе солнце светит в небе. Я ходил по всем дорогам и туда, и сюда, обернулся - и не смог разглядеть следы...
Да, вот ещё один риторический вопрос: кому и зачем здесь петь? Хотя это уже другая тема...
Раньше я думал так: христианская проповедь нужна для того, чтобы то доброе в человеке, что есть в нём от Бога, услышав Слово Истины, получило бы крепкую опору и победило бы всё то зло, которое в человеке есть.
Если, например, человек не знает точно, говорить ли лучше правду, или лучше лгать, то услышав проповедь Слова, он поймёт, что лгать - это делать дела дьявола, а говорить истинно - значит поступать верно. Конечно человек перестанет колебаться, станет на сторону истины, победит в себе зло. Если для меня Евангелие стало как солнце в небе, разогнавшее тучи, то и для других так будет наверное. Но, с другой стороны, если сердце человека лежит ко злу, то обратит ли его Слово - к Богу? Для злодея проповедь Слова - нападение на его естество. Даже если злодей принимает вид религиозности, он всё равно по-сути остаётся злодеем, находя в религии оправдания и обоснования своему злу. Религия - это как жидкость, наполняющая сосуд по его форме: злодей наполняет контур злодейства, добрый наполняет контур добра.. Каждый лишь получает доказательства тому, что ищет. Каждый впитывает Слово по своему естеству, и не желает замечать ничего иного, противоречащего своим собственным убеждениям.
Тот, кто сам ненавидит ложь, найдёт в Библии множество запретов и обличений против лжи, доказывая себе что Бог тоже ненавидит ложь. С другой стороны, если кто-то любит лгать, то он найдёт в Библии множество примеров тому, когда, ложь, якобы, применялась и была необходимой, и ничуть не осуждается Богом, докажет сам себе, что Бог не имеет ничего против лжи если она в конечном итоге послужит "на пользу". Тот и другой найдёт ответы по своему сердцу, и будет думать, что в Библии написано именно так. Спрашивается, какой же тогда толк в проповеди, если всё равно каждый изгибает её по своему собственному усмотрению?
А, может быть, смысл проповеди совсем в другом. Может быть весь смысл в том, чтобы сердце человеческое отозвалось на голос Божий. Может, это такой секрет, что со стороны людям не видно, а Бог - знает, кто как слово Его воспринимает. Проповедь - как будто большой стол, на котором разложено множество всяческих яств, разнообразных, и все к этому столу подходят с разных сторон, но в конечном итоге каждый тянет с этого стола лишь то, к чему лежит его сердце. Вот на это и смотрит Бог - кто к чему тянется, тот такой и есть. Ведь самого себя не обманешь, и каждый сам себе знает, от какого слова какой колокольчик в его душе звенит, на какое слово - радостью отзывается, а на какое - с неприятием... И в конечном итоге к Богу тянутся лишь те, кто на самом деле от Бога. Таким образом проповедь одновременно становится и судом, когда каждый человек сам себя осуждает либо на правую сторону, либо на левую.
А откуда, интересно, взялся миф о том, что все дети рождаются одинаковыми, безгрешными?
На самом-то деле люди и в детстве уже злые. Только в детстве люди мягче, не закостенелые, поэтому их ещё можно подправить на путь истинный, отбить охоту к злодеяниям. Но всё равно, это лишь в ограниченных пределах. По большому счёту, маленькие дети наследуют зло своих родителей. Детская внешность лишь позволяет легко прощать им всякое зло.
Ещё с детского садика одни дети мирно строят домики в песочнице, а другим доставляет удовольствие топтать ногами эти домики, наслаждаясь если их строитель расплачется о низверженном творении. Откуда берётся в детях стремление причинять другому боль?
Дети грешны с самого своего младенчества. Чем более удобна обстановка вокруг для усугубления этого греха, и если ребёнок достигае успехов злодейством, тем больше он укрепляется в том, что именно так и нужно поступать. Ориентиры добра и зла в каждом из нас имеются, называются они - совесть. Злобность каждого выражается в том, насколько человек приучает себя не обращать внимания на голос совести. Если же человек с детства привык жить по совести, то в конечном итоге он обязательно вырастет хорошим и добрым, и Слово Божие примет с радостью. Слово Божие как фиксаж - зафиксирует правильный контур, наполнит истиной доброе сердце.
Наверное, по-настоящему проповедь нужна прежде всего детям. Только им нужна не дубовая проповедь религиозных доктрин, а контурная проповедь, укрепляющая ориентиры совести. Добрый человек должен с детства знать, что он не один в этом мире, и должен быть готов к тому, что за право быть хорошим надо платить своей кровью, а вовсе не похвалы от людей получать. Мне кажется, что все дети на самом деле хотят быть хорошими, но не все имеют силы дотянуться до какой-нибудь основы, опоры, которая бы подтверждала и укрепляла в них эти стремления.
Как только ребёнок случайно сделает злое, и получит подтверждение тому, что таким образом легко можно добиться многого, то начинается скатывание ко злу. Весь мир поощряет ребёнка делать зло, даже если формально убеждая его в обратном, то фактически - поощряя любые злые и низменные стремления, которые на этой почве легко вырастают, заглушая всё доброе... Это и называется словом разврат. Это когда человек, начав случайно с маленького зла, не встречает преграды, и тогда увереннее совершает зло побольше, и снова не встретив преграды ещё больше убеждается, и так всё больше растачивает дыру в своей душе, развращает своё сердце, приучаясь игнорировать совесть, приучаясь ко вседозволенности, укрупняя злодейство, теряет чувствительность к доброму и вообще перестаёт понимать что делает зло...
Детям надо проповедовать так, чтобы сохранить контур добра от разврата и не дать прорости семени зла. А взрослым надо проповедовать так, чтобы наполнить смыслом этот контур, сохраненный ещё из детства. Детям нужна не столько религия, сколько опора для творения добра и отвержения зла. А для взрослых - наоборот, добро и зло уже запечатлены в сердце, и всякая религия будет лишь наполнять и укреплять то, что уже вцелом сформировано.
События, которые с нами происходят в детстве, на самом деле несут в себе какой-то дополнительный, тайный смысл, который мы если и понимаем, то лишь гораздо позже. Вот поэтому, наверное, мне интересно оглядываться на своё собственное прошлое, проводя параллели с последующими событиями жизни. С одной стороны, всё это никому не нужная рухлядь, руины, прошлое, которое словно уже и не материально, и существует только в рамках моей памяти. Тысячи учеников, оставивших надписи на кирпичах стен нашей школы - каждый из них мог бы рассказать какую-то свою историю, но где они сейчас, эти ученики? Моё прошлое ценно лишь потому, что я его пытаюсь осмыслить, провести аналогии, сделать выводы. Больше нет в нём никакого смысла, ни в памяти, ни в рассказах о нём. Если нет параллелей, нет смысла - тогда не только моё прошлое, но и вообще всю память человечества можно стереть, заодно со всеми людьми. Если же есть параллели - значит и в моей жизни они есть, значит их надо осмысливать, понимать, и даже рассказывать. Смысл обязательно есть, и он будет до тех пор, пока мы будем его искать. Смысл есть во всём. Даже в кажущемся отсутствии смысла тоже есть свой смысл.
|
