 Александр Смирновв
 православный христианин (невоцерковленный) модератор
|
( Продолжение. Предыдущая часть - см. "Как я стал верующим (Часть 7)" )
( Начало см. здесь -- "Как я стал верующим (Часть 1)" )
Начиная своё повествование с армейского периода, я ничего не сказал о своём детстве. Наверное, этот период тоже нужен, чтобы выстроилась непрерывная линия времени.
До 18 лет, то есть до призыва в армию, я жил вместе с мамой и бабушкой в маленьком деревянном домике в самом центре города Омска. В детстве этот домик не казался мне маленьким, наоборот, запомнился он мне как огромный и светлый, где хорошо и уютно. Да и вообще своё детство я ощущаю как светлое и радостное. Давно заметил за своей памятью удивительную избирательность - она не держит ничего злого, я не помню никакую боль из своего прошлого.
Домик наш (по современным меркам жалкая лачуга), был ещё и разделён на четыре квартиры. Это был даже не частный дом, а так называемый "жактовский", где жильцы на "птичьих правах", так жили самые малообеспеченные слои тогдашнего общества.
Мама работала преподавателем математики в институте (в том самом, куда я позже ходил заниматься на компьютерах). Зарплата у неё была преподавательская, то есть порядка 120 рублей в месяц. Бабушкина пенсия (27 р) плюс мамина зарплата в сумме давали менее чем по 50 рублей в месяц на нас троих, говоря по-современному, это было ниже прожиточного минимума. Этих денег хватало на еду и проезд в транспорте. Редко удавалось покупать какие-нибудь дешевые вещи (только одежду). Мама обычно ходила в фуфайке - это было практично, поскольку ей приходилось постоянно возиться с дровами и углём, необходимо несколько раз в день топить печку чтобы в квартире было тепло. Когда я немного подрос то стал помогать маме - то уголек, то дровишки, то воду носить с колонки за пол-километра...
Печка стояла в центре квартиры и была для меня главным предметом интерьера. С обратной стороны печка была оделана железными листами, на них я любил что-нибудь рисовать мелом. В детстве я очень любил огонь - смотреть на огонь, зажигать его, "подкармливать" его углём и дровами. Дровами, конечно, интереснее. Ещё я любил сидеть напротив печки и смотреть на выпадающие угольки. Это было моей любимой игрой - положить в поддувало листок бумаги или кусок газеты, и смотреть, как падающие угольки выжигают в нём дырки, образуя причудливые картины. На этом листе я воображал себе города, которые могут погибнуть от огня, и за которые я мысленно сражаюсь. Я сидел и смотрел на падение углей, чтобы они падали вокруг моих воображаемых городов, и моё внимание словно ограждало их от огня. Я верил, что моё внимание действительно как-то влияет на падение угольков, так как пока я наблюдал за "ходом сражения", то мои "города" оставались целы, а если вдруг меня отвлекали хотя бы на одну-две минуты, то возвращаясь я находил лишь руины и пепел.
Из детства я хорошо помню два события, которые напрямую взаимосвязаны с моим становлением в качестве верующего человека. Первое событие было загадочным "бунтом сознания". Однажды, когда я был ещё маленьким, и ничего особенного в моей жизни ещё не произошло, я взглянул на себя в зеркало и увидел в нём самого обыкновенного ребёнка, ничем внешне не отличающимся от других детей. Я смотрел на себя и не мог понять: откуда у меня такая сильная уверенность в том, что со мной будет в будущем? Откуда я уже сейчас, когда я ещё никто и ничто, знаю, что ждет впереди меня совершенно странная жизнь, не такая, как у многих людей? Откуда я знаю, что никогда не буду работать у станка, и вообще, не буду жить как все? Откуда я знаю, что я буду обязательно каким-то руководителем, хотя у меня нет никаких организаторских способностей? Откуда я знаю наперёд свою жизнь, откуда это острое ощущение, почему я в этом абсолютно уверен? Я смотрел на себя и пытался себя переубедить, говоря: "Саша, почему ты уверен в том, что твоя судьба будет именно такой? Посмотри как живут люди - почему ты думаешь, что ты не такой же?". И мне было радостно от того, что я не сомневался. Я не мог объяснить причины своей уверенности, но я был абсолютно уверен, и это ощущение внутреннего знания своего будущего меня чрезвычайно удивило. Мне хотелось найти причины этой уверенности, но я их не находил, и во всём этом чувствовалась какая-то удивительная тайна, которую я просто не в силах понять.
Другой эпизод из детства, который мне врезался в память, произошел уже в более позднем возрасте, когда мне было, наверное, примерно лет двенадцать. Я посмотрел какой-то фильм, в котором показывали каких-то ловких жуликов, которые легко побеждали тупых и злобных полицейских. Фильм вызвал у меня двойственные ощущения. С одной стороны, мне нравилась свобода жуликов, их умение побеждать всякие общественные рамки. С другой стороны, мне не нравилось то, что жулики - обманывают, грабят, воруют, убивают. Мне хотелось с одной стороны - быть свободным от запретов общества, с другой стороны, мне категорически не хотелось идти против совести и совершать какие-то гадости людям. Я чувствовал себя в логическом тупике, рассуждая так: если быть обычным законопослушным гражданином, значит, надо быть винтиком в механизме, вставать утром на работу, точить какие-то болванки, приходить домой, и так изо дня в день. Такая жизнь мне категорически не нравилась. Но, если не быть законопослушным гражданином, значит, невозможно быть своим в обществе законопослушных граждан. Следовательно, если меня не устраивают законы общества, я тем самым обрекаю себя на общество жуликов и преступников. А дальше, очевидно, с волками жить - по волчи выть, отвернувшись от законопослушности будь добр зарабатывай жульнический авторитет, а значит - воруй, обманывай, грабь, убивай... Как тут быть, как вырваться из этого дуализма?
И определил я для себя такие правила: всегда буду поступать по совести, а законы человеческие мне не указ. Пусть меня все считают преступником, а на самом деле я всегда буду честным и ни в чём не буду преступать закон совести. Находясь в здравом уме и твёрдой памяти, я выбираю свой путь - быть ненавистным для всех, ибо законопослушные будут видеть во мне преступника, но преступники не будут принимать меня за своего, ибо узнают, что я не таков. Обрекаю себя на одиночество ради тайного принципа - быть всегда по-настоящему за правду, и пусть весь мир меня ненавидит и подозревает во мне какое угодно зло. Мне наплевать на их мнение, главное чтобы совесть была чиста, главное, чтобы самому себе знать, что я правильно поступаю.
Мне очень понравился этот неожиданный ход, я ощутил его как озарение, как "выход вверх" из безвыходного горизонтального лабиринта. Собственно говоря, это были просто размышления, внутреннее принятие решений, не более того... Но я очень четко ощутил, что после принятия этого решения жизнь моя изменилась. Как будто бы своим решением я нарушил какой-то паритет где-то в "небесных силах", как будто какие-то светлые и добрые силы встали на мою сторону, а какие-то невидимые силы зла потерпели поражение и спрятались, обиженные и побежденные. Внешне эта победа проявлялась в том, что из моей жизни совершенно пропали всяческие "соблазны", которых прежде было много. До этого решения я регулярно оказывался в таких ситуациях, что мне надо было выбирать одно из двух - либо сделать какую-нибудь пакость, либо не сделать. Я выбирал "не сделать", и постоянно спрашивал себя: "а почему бы и не сделать? ведь всё равно никто не узнает. А ведь интересно же посмотреть, как всё получится!?". Но подобные ситуации возникали, и мне постоянно приходилось бороться со стремлением сделать что-нибудь такое, что может быть кому-то будет и во вред, зато мне - интересно понаблюдать, посмотреть что получится. Но после того, как я принял решение, пропали и такие соблазны, как-то само собой перестали складываться такие ситуации, которые бы требовали от меня подобных решений.
Вообще мне ощущается так, как будто с тех пор меня кто-то свыше незримо взял за руку и повел по жизни. Я постоянно ощущал то, что события в моей жизни происходят не случайно, но наделены каким-то особенным, символическим, поучительным, значимым смыслом.
Оглядываясь назад я ощущаю свою тогдашнюю, наивную, детскую веру, как нечто весьма чистое и непосредственное. Эта детская самодельная вера была очень искренней и родной, она не была мне навязана каким-то воспитанием, я не читал об этом никаких книг, меня никто не призывал во что-то верить. Просто сердце моё жаждало правды, и я придумывал сам себе постулаты, в которых желал утвердиться. А сейчас, когда я могу всё чётко сформулировать, я чувствую что в какой-то степени проигрываю про степени чистоты и искренности тому, детскому состоянию. Потому что под грудой слов можно замаскировать всё что угодно. Красиво говорить могут и подлецы, и по всем пунктам своей показной "праведности" меня завсегда переплюнут. Иной раз рассуждаешь с человеком о каком-нибудь догмате, о каких-то цитатах, и в то же время понимаешь, что за всей этой догматической показухой он запросто может солгать, замыслить и сделать какое-то зло ближнему... То есть это вполне совместимо, умение говорить "по-православному", умение бить себя в грудь ревностно отстаивая "чистоту веры", и в то же время - не соблюдать элементарных норм благородства и справедливости.
Евангелие для меня было как "рука с небес", которая протянулась помочь моим идеалам. Если раньше, с детства, я сам себе придумывал веру, сам себе формулировал идеалы, на основании своих внутренних ощущений, то в Евангелии я нашел четкие формулировки, ясные определения. Я воспринимал Евангелие как высшее решение в мою пользу, как награду за детскую веру, как поддержку и укрепление для будущих шагов. В Евангелии меня потрясла созвучность Христа со всем тем, к чему я с детства стремился, о чём мечтал, что хотел сказать но не мог высказать.
Поэтому я даже не знаю, в какой именно момент я действительно стал верующим, и стал ли я вообще таковым. Этапы моей веры разрозненны, каждый из них по-своему значимый и необходимый, но я не могу сказать, что вот, с такого-то момента я стал верующим. Наиболее ярким, наиболее потрясшим меня моментом было прочтение Евангелия. Гораздо позже было православное крещение. Но и прежде, с раннего детства, у меня была в общем-то такая же вера, только ещё не сформулированная в словах... Были и другие важные моменты, о которых я надеюсь рассказать в дальнейшем.
Я стараюсь найти исходную точку своей веры, какой-то момент, когда бы я мог сказать, что я действительно перешел от неверия - к вере, но найти такой момент у меня пока не получается.
Вспоминая самое раннее детство, когда я был ещё совсем маленький и задавал всяческие вопросы, я спрашивал у бабушки: "почему мне говорят, что я родился недавно, а я внутренне осознаю себя так, словно мне как минимум триста лет?". Я не верил в то, что родился недавно, потому что с самого раннего детства ощущал себя удивительно целостной, совершенно сформировавшейся личностью. И сейчас, по прошествию многих лет, я могу лишь подтвердить, что в раннем детстве, пожалуй, я был совершеннее, нежели теперь. У меня нет ощущения что я что-то приобрёл, в чём-то усовершенствовался за прожитые годы... Впрочем, нет у меня и ощущения каких-то утрат. С детства мне было очень интересно наблюдать за самим собой, за необъяснимостью моего "собственного я". Наверное, я верил в себя. А сейчас - у меня такое ощущение, что я отстранился от самого себя, рассматриваю себя в прошедшем времени, как будто вся жизнь позади. У меня нет ощущения моего будущего, но есть уверенность, что у меня в запасе совсем мало времени, за которое нужно успеть что-то сказать. Путь пройден, и наверное, я что-то сделал неправильно, поскольку вот уже время подводить итоги, а я ничего не добился, и подобные моим идеи и принципы по-прежнему являются достоянием лишь немногих...
Собственно говоря, идеи, принципы, это всё, что у меня есть. Ими я хотел бы поделиться, но по-прежнему не знаю, как можно было бы это сделать. Моя надежда - христианство - в мире повержено в прах, как ни тягостно это признавать. Где они, христиане? Сколько людей выдают себя за христиан, сколько считают себя православными, но это всё только внешняя видимость.
Делать вид, будто христианство победоносно шествует по всей планете? На самом деле христианские принципы живут в сердцах единиц из тысяч. Эти единицы не составляют в мире единого целого. Наверное, нужно просто озвучивать информацию, в расчёте на то, что те, кому нужно - услышат... В чём состоит моя роль? Говорить, озвучивать? Обо всем этом можно только догадываться. Не знаю. Жизнь пролетела словно искра от костра, на всем своём пути я хотел в общем-то одного и того же, и стремился к тому же самому, к чему и сейчас стремлюсь... Но какой в этом прок, и кому это всё нужно? Богу? Стараюсь в это верить. Даже, наверное, верю. Не смотря на то, что многим, наверное, хотелось бы скомкать мою жизнь как листок с непонятными каракулями, и выбросить в мусор. А мне самому хочется прежде чем уйти, понять: зачем всё было? Кому я осветил путь? Кому стало теплее от моего существования? Мне дано множество способностей, я всегда был счастлив, а зачем всё это было нужно? Почему я не чувствую возможности поставить точку и сказать "я добился всего чего хотел"? Может быть, главные шаги ещё впереди? Но почему тогда я не чувствую места для шага вперёд, и почему я с детства чувствовал своё будущее только до этого самого 2003 года?
Все пути, которые мне казались правильными, я прошел. В чём-то разочаровался, в чём-то преуспел. Но нигде не нашел себя. Не нашел своего правильного применения.
И вот вще вопрос - что же является критерием успеха? Например, если бы меня слушали миллионами, в этом был бы успех? Сказать по-существу мне нечего кроме того, что уже было сказано Христом. Повторять ли по тысячному кругу то же самое? И разве этого не делают другие?
А может быть, наоборот, не нужно миллионов, но надо сделать что-нибудь маленькое, но действительно полезное дело? Например, построить храм, или привести к вере какое-то хоть небольшое число людей... Я не верю в правильность такого пути. Не верю, что хождение в храм может утвердить человека в христианстве. Напротив, вижу массу примеров того, когда хождения в храм лишь влечет гордыню такого рода: "вот какой я верующий, не то что всякие там, которые в храм не ходют!".. Чем больше формализма в вере - тем меньше чистоты и искренности...
Нет я вцелом не верю в формальную сторону веры. Важно то, что внутри - важно сердце.
(продолжение -- Как я стал верующим (Часть 9) ).
|